скалящий пасть медведь.
– Твой? – не знаю, зачем спросила именно об этом. Наверное, просто сомневалась, что у молодого парня, могут быть свои квартира и дорогая машина. Да за нее небось тысяч тридцать, если не больше, налог платить нужно.
– Мой, – беззаботно ответил Гоголь, открывая передо мной переднюю дверцу, по правую руку от водителя. – Забирайся.
– Да я и на метро могу, – заупрямилась. Пусть он и наш сосед, но я его почти не знала. – У тебя, наверное, и своих дел выше крыши и…
Договорить не успела. Никита, мученически вздохнув, подхватил меня на руки и чуть ли не бросил на просторное сидение. Я толком понять не успела, что произошло. Только что стояла на улице и вновь препиралась с парнем, а теперь сижу, смотрю прямо перед собой, на ошарашенное лицо прохожего, застывшего неподалеку от автомобиля, и не знаю, как на все происходящее реагировать.
– Поговорить мы и по пути успеем, – продолжал строить из себя невозмутимость Никита.
Устроившись за рулем, он на какое-то время, казалось, вообще забыл, что у него под боком шокированный пассажир. Только остановившись на первом светофоре, он посмотрел на меня. Я же на него «посматривала» чуть ли не в упор.
– В какую тебе сторону?
Своевременный вопрос. Я уж грешным делом подумала, что меня везут в закат.
– На Ленинградку, – пробормотала, прикрывая глаза. В голове вновь сильно зашумело и я поморщилась. Как выдержать день, когда я уже с трудом держу себя в сознании?
Очнулась резко. Открыла глаза, заозиралась по сторонам, крутя головой. Из-за этого виски сдавила невидимая рука. Пришлось быть осторожнее.
– Я так понимаю, что ты учишься здесь? – спросил у меня Никита, указывая рукой в сторону до боли знакомого здания.
– Да, – подтвердила. – Спасибо, что подвез, – поспешила поблагодарить молодого человека. Схватилась ручку двери, в намерении ее открыть и пулей выскочить из машины, но меня придержали за другую руку.
– Мне кажется, ты кое-что забыла.
– Что именно? – Не намекает же он на то, что одного «спасибо» ему маловато?
– Ну, я надеялся, что ты снизойдешь до маленького поощрения.
– Послушай, – аккуратно высвободила свою руку из плена его пальцев. На этот раз силой меня удерживать не стали. – Говори на чистоту, в чем дело. Что тебе от меня нужно?
– Если я тебе скажу, что мне от тебя нужно, ты, скорее всего, напялишь на себя пояс верности, – Никита поморщился.
– Ты не в себе, – заключила, снова дергая за ручку двери.
Она поддалась, и я вынырнула из салона автомобиля на тротуар. Хлопнув дверцей, шустро перебирая ногами, заторопилась к институту.
Щеки пылали. Да чего там, и уши с шеей тоже. И причиной тому была не температура, которая точно подскочила, а последние слова Гоголя. Мне наконец-то четко дали понять, чего от меня ждут. Ник, слишком уверенный в своей неотразимости, уже включил мое имя в список своих побед. Одного он не учел – я не собиралась поддаваться.
