при «королях-деспотах», армия комплектовалась на добровольной основе. Правда, как уже упоминалось в главе I, кроме регулярных войск существовала так называемая «милиция», т. е. ополчение, которое удавалось иногда собирать с горем пополам. Однако даже в период серьезной военной опасности для королевства, в период Семилетней войны, в ополчение было набрано не более 200 тысяч человек[118] (население Франции тогда составляло 25 млн человек, а пригодных к воинской службе было около 3 млн человек).
Всего же с 1700 по 1765 гг. через французскую армию прошло только около 2 млн человек, т. е. лишь немногим больше, чем Наполеон поставил под ружье за 15 лет! Понятно, что людям, чьи отцы и деды воспитывались в подобной стране, не просто было принять обязательную военную службу, пусть даже в самой мягкой форме.
Но от глобальных вопросов вернемся к маленьким конскриптам эпохи Империи. Неимоверными усилиями префектов, мэров и жандармов сотня крестьянских и городских парней собралась, чтобы отправиться в предназначенные им полки. Кто-то одет в грубые крестьянские блузы и сабо, но есть и такие, кто щеголяет в модных фраках и английских сапогах с отворотами. Что они испытывают: энтузиазм или горе расставания? Вероятно, картина блистательного бытописателя Луи-Леопольда Буальи «Отправление новобранцев в 1807 г.» неплохо иллюстрирует этот драматический для собравшихся юношей момент. Дело происходит в Париже у ворот Сен-Дени, откуда начиналась дорога на север – в далекую Пруссию и Польшу, где сражалась Великая Армия. Наряду с плачущими матерями и сосредоточенными отцами мы видим и напускающих на себя веселье поющих парней, идущих под руки с провожающими их девушками. Быть может, это фантазия Буальи или желание художника прогнуться перед властями?
Не следует забывать, что в Париже на протяжении всей наполеоновской эпохи было немало энтузиастов Империи. Как докладывал префект, 17 октября 1807 г. конскрипты департамента Сены (т. е. парижане) по большей части покинули город «с веселым настроением», 19-го они все отправились в поход «в самом лучшем расположении духа»[119]. Нередки были факты добровольной записи в полки, о чем также доносили рапорты префектов. В Версале, городе со старыми воинскими традициями, из конскрипции класса VIII года (т. е. те, кому исполнилось 20 лет в 1799–1800 гг.) более сотни человек записались добровольцами «в полки гусар или конных егерей»[120].
Однако не следует все-таки распостранять эти факты на всю страну. В сельской местности отправление юношей на войну воспринималось в подавляющем большинстве случаев как трагедия. Подлинные цифры потерь, о которых мы будем говорить ниже, были, конечно же, незнакомы жителям французских деревень. Зато было хорошо известно, что те, кто ушел на войну, с нее не возвращались. Ведь согласно закону Журдана-Дельбреля в военное время призванные в армию не подлежали демобилизации (разве что по причине ранения). Кроме того, те, кто попал в плен и вернулся впоследствии целым и
Forrest A. Op. cit., p. 19.
Morvan J. Op. cit., p. 40.
Forrest A. Op. cit., p. 98.
