живи, век учись! – хлопнул его по плечу Карагулькин и, открыв дверцу, выпрыгнул из автомобиля, когда тот плавно и аккуратно подкатил к первым деревьям небольшой рощицы на берегу Волги.
Гостей встречали красивая молодая женщина в облегающем стройную фигуру платье и огромного роста рыбак, напоминающий громилу в резиновом комбинезоне.
– Жив, Матвеич? – простецки улыбаясь, протянул ему руку секретарь, с любопытством оглядывая женщину.
– А шо нам станется, Александрыч? – громыхнул рыбак, обхватывая обеими лапищами протянутую ладонь секретаря. – Живём на воле, долг свой исправно несём, начальство не обижает.
– Представь красавицу, – игриво склонился к женщине секретарь, слегка коснувшись её крутых бёдер, – не замечал раньше.
– Повариха наша новая, – хмыкнул Матвеич.
– Вика, – симпатичная получилась улыбка у женщины, досталась она и секретарю, и Вольдушеву, высунувшемуся из-за плотной спины Карагулькина.
Она слегка повела грудью, впечатляя секретаря, но тот сдержался от комплиментов, хотя манеры и глаза брюнетки притягивали его и рождали волнительные надежды.
– Томка-то рожать собралась, – не унимался обстоятельный Матвеич. – Вот Рудольф её и отправил в этот?.. Как его, шут возьми!.. Декрет!
– А где сам-то? Почему не встречает?
– Не возвратился ещё из города. Но обещал быть. Вот Валентина прислал с поручением, – рыбак показал на парня в спортивном костюме. – Озадачил встретить по высшему разряду. Пожалуйте на борт, люди добрые, – он развернулся к судну, покачивающемуся на волнах.
– Погоди, Матвеич, – заупрямился секретарь, – как так нет Рудольфа? Я же с ним по телефону разговаривал? Приказал быть на месте, нас ждать.
– Не могу знать, Александрыч, – твердил своё тот, – наше дело маленькое. Нам велено – мы сполним. Что приказано, всё готово. Стол накрыт. Банька натоплена, вас дожидается.
– Я же сказал, что буду к одиннадцати, – секретарь глянул на ручные часы, – двенадцатый час уже…
– Значит, скоро будет, – успокоил его рыбак.
Сгладила назревавший конфликт повариха. Она подхватила под руку Карагулькина, как-то по-особому заглянула ему в глаза, и тот затанцевал за ней, словно под гипнозом. Вольдушев, давясь сигаретой, замыкал процессию.
По шаткому настилу они добрались к рыбнице. На палубе Карагулькин успокоился, сбросил пиджак на руки Матвеичу, тот бережно передал одежду Валентину, и пиджак был унесён, как драгоценность.
– Не приходилось общаться с народом вот так, по-простецки, Лёвушка? – усаживаясь с видом аристократа в услужливо подставленное Валентином плетёное кресло, ухмыльнулся Карагулькин.
– Да брось дурака валять! Есть хочется, – оборвал его Вольдушев. – И выпить не мешало бы.
– Не спеши, дружище. Здесь свои правила, свой, так сказать, ритуал.
– Бывал я у рыбаков… И уху ел. Ничего особенного. Как говорят, рыба слаще, когда водки больше.
Конец
