непроизвольно вырывается у меня. – И этого тоже!.. Да ты что, коллекционируешь трупы своих супружников?
Она глубоко затягивается и выдыхает дым в мою физиономию. Кашляю и закаиваюсь впредь раздражать сумасбродную бабенку.
– Да, моего предыдущего муженька прирезали, – холодно говорит она. – А нынешнего пристрелили. Очень смешно, правда? Давай, сыч, похохочи. А я послушаю. Меня забавляет задорный смех имбецила.
Прикладываю ладонь к сердцу.
– Извини, брякнул по глупости. Между прочим, я на женское хамство не обижаюсь. Королек выше этого, мадам.
– Я – хочу – найти – убийцу – моего – благоверного! – своим звенящим актерским голоском провозглашает она, точно острые хрустальные гвоздики вколачивая в меня слова. – Такая вот на меня накатила блажь. Говорю сразу, мужа я не любила, но… Он был каким-никаким, а близким человеком… Ну, согласен?
– А ты бы попросила, красавица. Тогда, возможно, и соглашусь.
– Не умею я просить, сыч. Не привыкла… Ладно, прошу. Помоги.
– Что ж, попробую. Свободного времени у меня навалом.
– Тогда слушай. Мой муж работал в мэрии, отвечал за строительство…
– Погоди, – перебиваю я, – так это его труп перебросили на территорию бывшей драмы?
– Его, – коротко подтверждает она. – Как вижу, ты в курсе – как и все в этом распроклятом городишке. Сплетник на сплетнике сидит и сплетником погоняет. Я еще и потому хочу отыскать убийцу, что забодали меня совсем. Пальцем показывают: ой, гляди, гляди, вот у этой мужа в котлован скинули! Выступаю на сцене – в зале хихикают… Отыщи его, сыч! Тогда, может быть, болтать перестанут. А то еще думают, что это я его… Ну – попутного ветра! И семь футов под килем!
Выразительно глядит на меня, явно желая, чтобы я поскорее убрался.
Встаю и удаляюсь, оставив Кондора и актрисулю вдвоем.
Дождь, точно ждавший моего ухода, припускает сильнее. Обернувшись, вижу, что эти двое встали со скамейки и движутся куда-то среди суматошных прохожих. Оба накинули капюшоны и почему-то напоминают инопланетян, ненароком оказавшихся среди жителей земли.
* * *
Вернувшись домой, стаскиваю мокрую одежду, надеваю свежую сухую футболку, валюсь на кровать и принимаюсь (с немалым трудом) размышлять о внезапно свалившейся на меня задаче.
И память нашептывает вот что.
Совсем еще недавно на улочке Бонч-Бруевича стоял желто-коричневый сарай, сляпанный в топорном стиле конструктивизма; почему-то он считался памятником архитектуры. Поначалу, когда я был неразумным пацаненком, в нем помещался городской драмтеатр. Затем на берегу пруда построили новое здание театра – с круглым стеклянным куполом, нечто вроде цирка, а старое отдали под мебельный магазин. В девяностые, при диком капитализме здесь возник торговый центр, один из первых в нашем городишке, и народ балдел от выложенных плиткой блистающих полов и от эскалаторов, которые везли желающих на второй и третий
