однако задумался и стал перебирать в памяти голоса тех, кого знал. Все они звучали глухо и отдаленно. Он вспомнил унылый серый цвет шахты.
– Нет. Сделай сама, – сказал Сигурд. – Я не вспомню.
– Ты сможешь. Это мог быть звук. Или запах. Давай, Сиг…
– Ладно, все! – отрезал он. – Надо к Черте топать и баста! Малость потерпим, за Чертой попустит.
– Нет! За Чертой будет еще хуже.
– Брехня… попустит.
– Хочешь, чтобы я объяснила тебе механизм действия территориального ограничителя?
– Дерьмо, какого чхаря!
– Тогда вспоминай.
Он стиснул зубы и стал ворошить прошлое. Память снова подсунула Флая, затем безликого Гатта: одни только зеленые глаза не забылись… От напряжения затошнило: съеденное мясо лезло к горлу.
Сигурд зарычал, схватил Руну за руки, крепко сдавил, она завопила, – крики их слились воедино. В эту минуту в его голове будто сместилось что-то, такое на него бешенство накатило, что кожа на Руниных запястьях вмялись под его пальцами.
Щелкнул ошейник. Пару мгновений он оставался на месте, затем свалился в ладони албианки.
Жуть! – Сигурд схватился за шею: точно кожу сняли.
Он даже попятился от неожиданности.
– Однако ж… как это?
Она тихо засмеялась, шагнула следом, удерживая ошейник под крышкой.
– Сиг, да это… вроде как злость твоя! Ярость! Погоди, теперь мне отключиться надо. – Руна несколько минут стояла, держа руки у него на груди, чего-то ожидая. Он слышал ее дыхание и думал: «Ишь ты… Мозги албианские… тоже сила…»
– Все, – сказала она наконец.
Он схватил ошейник, развернулся, метнул его между двух темных крон. Пробив листву, ошейник исчез в небе. Через несколько секунд послышалось, как он ударился о ствол дальнего дерева и, отрикошетив, шлепнулся на землю.
– А твой ремень, – спросил Сигурд. – Он-то как… пустит тебя через Черту?
– Черты нет, – сказала она. – Ты последний, для кого она существовала. Албы сами управляют персолями.
– Подбери зайца, влезай на спину, – буркнул он, разворачиваясь.
Руна подобрала зайца и влезла ему на спину.
Сигурд не общался с другими албами, но эта женщина терпеть умела. Это хорошо.
Он ухватил ее под колени и побежал вполсилы. Теперь можно и не спешить. Он вошел в самое легкое состояние скачка, которое мог удерживать. Бывало, он входил и раньше в такой вот «полускачок» – особенно, когда после удачной охоты оставалось время, а чутье говорило, что добычи больше не предвидится. Тогда он летел над плато невесомым бегом, едва отталкиваясь ногами, дыша полной грудью. Это были его самые лучшие минуты…
За полчаса он проделал миль десять. Лес начал редеть, горы понемногу расступились. Впереди долина расширялась, вспучивалась холмом. Сигурд вбежал на взгорок, остановился и глянул назад. Антара была непривычно мала. Край Шедара слева от нее походил на ступени. Справа
