паспорта моряков – последний привет Якова. В припортовой гостинице они не привлекут внимания. Далее поездом по Шенгену до крупного аэропорта. На лодке три надувных спасательных плота лежат оранжевыми кулями. Следовательно, по – шестеро на плоту и в последнем еще Борис. Он сказал их готовить: пресная вода, продукты, сигнальные ракеты. Аптечка. Вряд ли все понадобится, он выбрал места, где лодка могла бы лечь в дрейф в четверти мили от берега. Раздал почти миллион Яшиных долларов, отложив и вдове Вале. И Вите Иваненко, который, может быть, гуляет по Москве?
Первые шесть моряков высадились у португальского порта Виго, ушли без сожаления, уставшие и безнадежные. Спустились на резиновый надувной плот, исчезли в темноте. Глуше плеск весел. На еле видной кромке берега дважды вспыхнул фонарь – дошли. Увидимся ли? Под траверз испанского Бильбао шли под водой двое суток. Их осталось тринадцать на борту. Лодка плохо управлялась, в чужой и не подвластной людям стихии заметно ее несовершенство.
Ночь лунная и командир опасался близкого берега. Во всем походе он боялся всплыть под чужой радар. Откладывать нельзя. Прощался с ребятами, но наверх не поднялся, не мог. Лежал в соленой от пота койке. Силы оставили, в голове накатывала боль.
– Это наш Дюнкерк, – думал он, когда ушли очередные шестеро. (В начале войны немцы прижали англичан и французов к морю у Дюнкерка. Рыбачьи траулеры и моторки беспорядочно подходили через Ла-Манш. С пляжей солдаты по грудь в воде брели к ним. Офицеры распускали роты: – Действуйте на свой страх и да поможет вам Господь). Тяжесть ответственности стала физической болью и не покидала.
Семеро затопили подлодку на порядочной глубине в виду городских огней французского Бордо. Отплыли на плоту и услышали глубокий, мощный вздох, страшное а-а-ах, будто стон. Воздух рвался из погружавшегося корабля. Шли к берегу и уткнулись в чуть выступающий из воды каменный мол. Никак к нему не подгрести, отлив тянет плотик в океан. Берег недалеко, собака лает. Павел выждал, когда вода подняла плот, бросился в ночное море и поплыл. Вот он в сумерках на берегу, исчез на долгих десять минут. Значительно правее сигналит – чисто. Борис догадался, всего-то ограждение для купальщиков, мать-перемать.
Таня ездит на другой конец суматошной Москвы. С уходом Бориса и Якова «Бюро труда моряков» на Первомайской улице не закрылось. Она говорит кратко тридцати – сорокалетним, уже повидавшим конторы по найму крепким мужикам:
– Оставьте телефон, мы вам перезвоним. – Более ничего она не может. Поток иссякал, Таня не решалась закрыть бюро. Об угоне лодки прочла в газете и поняла: они. Пришла на Первомайскую, чтобы закрыть контору навсегда. Перед дверью на корточках спал человек. В несвежей одежде, кисти рук в посеревших бинтах. Валялась на земле на сигаретных окурках сумка с английской надписью «Мне повезет».
Витя Иваненко рассказывал о подлодке. Ждала: зачем и куда ее погнали. Этого он не знал. Знал о больнице, он был подпольный ожоговый пациент.
