бы уже не «с великой верой», а – «с наивной» или даже с «глупой». Композиция не выверена и в следующей «Морошке»… В «Северных оленях» как то выспренне кажется мне – «в неподвижности смирившихся рогов дух непокорности угас». Вместо «они стоят» – не более ли последовательно – «И вот стоят уже запряжены». «Гармошку» на мой взгляд надо сжать в ее первой части не меньше чем наполовину, отобрать только важнейшие детали.
И вот за символической птицей в «Руке человека», почти символическими оленями идут (точнее – летят) почти символические журавли. АХ, Анюта! Использованы в поэзии эти улетающие на юг журавли давно и многократно. Но как же им не улетать? Не застывать же здесь? Тут трагедийность привнесена поэтами – на самом то деле ее нет. И для меня снова рушится стих, чуть только не выстояла его реальная подоснова. А тут есть хорошие строки и что то можно сделать, чтоб спасти и довести этот стих.
«В нашем городе» давно мне известно и вроде все правильно. Но как растянуто и как невзволнованно тускловато. (…) И следующие стихи надо сжимать. Чистить, делать мужественнее. Словом задумка есть, есть собственные строки уже сделанные. Работы очень много, но это и хорошо. Удачи вам!» Если я сделаю хоть малую часть того, что он мне насоветовал – все мои стихи умрут. Они – женские, а не мужские. Стих – это не гроб и не комод. Тут подстрогать, там прибить. Это – материя живая и цельная. Но тогда – вот такая метода работы была с начинающими (лет по 20 начинающими – авторами).
Я же не он! Если бы у бабушки борода росла – она была бы дедушкой! И это заметьте не худший вариант. «Детский поэт» просто изложил мне – как бы он сделал стихи на эти темы. И какую же бредятину редактора из издательств мне писали – ужас просто!
Еще в головке нашей писательской организации стоит назвать «Большого краеведа». Чудесный рассказчик! Выступления его на местном клубе книголюбов – как залп лучшего шампанского! Свежая струя жизни с пузырьками юмора, сатиры, парадоксами и никому неизвестными редчайшими фактами из жизни людей Книги.
Самый яркий человек из всех. Фигура крупная, всероссийская. Даже не по чину нашему медвежьему углу такую крупную рыбу иметь. А он художествами не занимался – собирал архивы любых писателей России, даже всеми забытых. Книжник был великолепный! Уровень Смирнова – Сокольского, Лидина… И вот в своих книгах рассказывал – как, где что нашел. Путь, так сказать, поисков. Судьбы книг, рукописей, писем. Работал через письма-запросы. В среднем в день по 4 письма писал каждый год. В основном на 19-м веке сосредоточился. Библиотека у него была из лучших в России. Редкостей разного рода – пропасть.
С книжниками из Сибири (он там служил, Урала (он там родился и учился), Ленинграда (особенно ИРЛИ) – тесные связи поддерживал. Жаль после его смерти один ушлый чиновник из Татарии все книги чохом скупил и себе увез. Сын квартиру продавал – срочно надо было освободить помещение.
Но собственные книги его, по правде говоря, скучноваты, гораздо менее интересны чем живые рассказы.
