ничего больше не будет. Мне это необходимо!
Я молча кивнула, и Эдуард, решительно повернувшись на каблуках, размашисто зашагал к дому. Я наблюдала, как он огибает здание и направляется к конюшне; еще минута – и его конь с громовым топотом промчался по дороге, за ним скакали два пажа, стараясь не отстать от короля и пришпоривая коней. Я смотрела вслед Эдуарду, пока он не скрылся из виду, затем спустилась по тропинке, перешла речку по маленькому мостику, отыскала на старом ясене нить и задумчиво за нее потянула. Отмерив сколько нужно, я смотала клубочек и вернулась домой.
На следующий день за обедом у нас состоялось нечто вроде семейного совета. Король прислал письмо, в котором сообщал, что его друг сэр Уильям Гастингс поддержит мои требования относительно дома и земель в Брэдгейте, так что я могу быть совершенно уверена: эту собственность мне возвратят. Отец был страшно доволен, а вот мои братья – Энтони, Джон, Ричард, Эдвард и Лайонел – дружно усомнились в искренности королевской помощи и со свойственной им юношеской пылкостью высказались относительно истинных намерений Эдуарда.
– Король же известный сердцеед! – заявил Джон. – Он обязательно станет искать встречи с Елизаветой! Вот увидите, он еще пригласит ее ко двору!
– Вряд ли он из чистого милосердия вернул нашей Елизавете дом и земли, – вторил ему Ричард. – Конечно же, он потребует платы. Да при дворе не осталось ни одной женщины, с которой он не переспал! Почему бы ему и за нашей сестрицей не приударить?
– Тем более что она из лагеря Ланкастеров! – прибавил Эдвард, словно этого моего качества было достаточно, чтобы обеспечить нашу общую неприязнь к королю.
Лайонел энергично закивал, выражая свое полное согласие с мнением брата.
– Такому человеку трудно отказать, – задумчиво произнес мой старший брат Энтони, куда более искушенный в жизни, чем Джон.
Энтони довелось немало постранствовать по свету, он объездил все христианские страны, учился у великих мыслителей, и даже отец с матерью всегда к нему прислушивались.
– Наверное, ты, Елизавета, – продолжал он, – уже чувствуешь себя несколько скомпрометированной. Мало того, боюсь, теперь ты решишь, что обязана ему.
Пожав плечами, я спокойно возразила:
– Вовсе нет. Я всего лишь получила обратно то, что принадлежит мне по праву. Я просила короля о справедливости, и он проявил справедливость, как и следовало ожидать. Любой должен в итоге обрести справедливость, если он взывает к ней и если закон на его стороне.
– И все-таки, вдруг Эдуард пошлет за тобой? Тогда ты к нему во дворец не поедешь! – отрезал отец. – Этот человек развлекался с половиной замужних женщин Лондона, но ему и этого мало, теперь он принялся за благородных дам из лагеря своих противников, ланкастерцев. Но куда ему до нашего святого, благословенного короля Генриха!
«Ну да, Эдуард, по крайней мере отнюдь не слабоумен, как наш святой, благословенный король Генрих!»[7] – подумала я, но вслух смиренно ответила:
– Разумеется,
Генрих VI с детства отличался некоторым слабоумием, даже порой безумием, которое, возможно, унаследовал от своего деда, Карла VI Валуа, и, хотя порой у него наступало просветление, все же к концу жизни он практически совсем утратил разум. Тем не менее церковные хронисты, писавшие о нем, сходились во мнении, что он обладал многими добродетелями, свойственными человеку святому и безгрешному. Например, очень заботился об образовании, основав знаменитые колледжи в Итоне и Кембридже, а также особое внимание уделял спасению душ своих подданных, что особенно нравилось церкви. Благочестие этого короля и послужило основанием для того, чтобы в народе его стали называть «святым». После смерти Генриха распространились слухи о чудесах, якобы происходящих на его могиле.
