с иголочки, вид комар носу не подточит: твидовый пиджачок, клетчатые брючки, габардиновый макинтош, надраенные штиблеты. Сказав пару слов ободрения своей рыжей подружке, он спускается следом за мной по лестнице.
– Где же ваши коллеги? – спрашивает он на улице.
– Я приехала за вами одна. А вы хотели, чтобы вас выдирала из постели целая бригада?
– Это же не полицейская машина?
– Это машина для оперативных действий. Будьте умницей, садитесь вперед.
Поколебавшись, он все же садится рядом со мной.
Я трогаюсь с места, и мы в молчании едем по серому предрассветному городу. Когда позади остаются 6-й округ и Монпарнас, Поль теряет терпение:
– Послушайте, ну, серьезно, что это за цирк? Вы же знаете, месяц назад я мог подать на вас жалобу за кражу бланка медицинского рецепта. Благодарите мою коллегу: это она отговорила меня жаловаться, приведя кучу выгораживающих вас доводов. Хотите начистоту? Она назвала вас «тронутой».
– Я тоже навела о вас справки, Малори, – говорю я, доставая из кармана отсканированные документы.
Он разворачивает их один за другим и, хмурясь, читает.
– Это что еще такое?
– Доказательства того, что вы выписали фальшивые свидетельства о проживании двум беспаспортным малийцам, на основании которых они подали прошение о предоставлении временного убежища.
Этого он не отрицает.
– Что с того? С каких пор солидарность и человечность превратились в преступление?
– Закон трактует это как изготовление и использование фальшивок. Карается тремя годами тюремного заключения и штрафом в 45 тысяч евро.
– Я думал, что тюрьмы перегружены. С каких пор такими делами занимается криминальная бригада?
Впереди Монруж. Я съезжаю с бульвара Марешо на кольцо Периферик, доезжаю по ней до автострады А6, дальнейший маршрут пролегает по трассе «Аквитания», связывающей Париж с Бордо.
При виде развязки «Виссу» Поль начинает всерьез волноваться.
– Не пойму, куда вы меня везете…
– В Бордо. Уверена, вас придется по вкусу вино.
– Вы это серьезно?!
– Встретим Рождество у моей матушки. Вот увидите, вас ждет прекрасный прием.
Он оглядывается, проверяя, не преследуют ли нас, и пытается пошутить, чтобы скрыть растерянность:
– Я понял: в машине камера! Это такой полицейский трюк, да?
Приходится, не сбавляя хода, потратить несколько минут на объяснение моей задумки: я закрываю глаза на его поддельные свидетельства о проживании, а он в благодарность за это соглашается выдать себя за рождественским столом за моего жениха.
Выслушав меня, он несколько секунд молчит, не спуская с меня глаз. Сначала ему не верится, что все это правда, потом он восклицает:
– Боже мой! Хуже всего то, что вы не шутите! Вы отважились на эту махинацию по той простой причине, что отчаялись отстоять перед родней свой жизненный выбор.
