кольчужный капюшон на плечи. – Так, а мы что ж? Так и будем сидеть на этом лобном месте?
Воин знал, о чем говорил. Их лагерь, хотя скорее все же просто затянувшийся привал, распластался как ленивая баба по трем холмам в одном дневном переходе от местечка Арвиль. Ни частокола не возвели, ни хотя бы насыпи. Просто тысяча человек уселась на землю да второй день жгла костры. Пара приятелей воина сейчас были в самодельной бане – из свиных шкур соорудили что-то на подобии палатки, там жгли травы и поливали раскаленные камни водой из ближайшего ручья. Однако куда потом таким потным деваться? Надо бы искупаться, а до ближайшей реки полдня пути. Из колодцев же местных деревень брать воду нельзя. В ней обычно утопленники тухнут.
– Не знаем, отец, – покачал головой один из патрульных. – Не нашего ума это дело. Скажут идти – пойдем. Не скажут, ну и черт с ним. Главное, конечно, чтоб было чего поесть, – при последних словах солдат взялся за худой живот под клепанной кожанкой. Молодняку кольчугу, не говоря уже о панцирях, не давали.
Воин снова залез в своей походный мешок и вытащил оттуда сверток.
– Вот, сынки, возьмите. Здесь немного солонины и сухарей.
– А ты? – принимая дар трясущимися руками, пробормотал один из юнцов.
– Хватит и мне. Мы, старики, уже привыкли делать заначки. А вам бы надо этому скорее научиться, – хмыкнул воин. Хотя в старики он не совсем годился – лет сорок с половой было ему. Но по меркам жизни солдата он уже был дремучий ветеран.
– Спасибо большое, спасибо! – забормотали патрульные, хотя благодарности получились у них булькающие – рты переполнились слюнями. Они поспешили скорее покинуть воителя, чтобы не дай боги чего, не передумал. А сами покамест идут, уже по пути поскорее всего пожуют. Можно тогда идти неспешно, а челюстями работать побыстрее, вдруг кто из соседних костров захочет доли.
Воин же грустно посмотрел им в след. Наверное, он снова погрузился в свои воспоминания, возможно, мог бы еще много, над чем поразмыслить из своей богатой, но не совсем радостной солдатской истории, но его жизнь резко и необратимо прервала стрела. Она вонзилась ему как раз в незащищенное ухо и глубоко вошла в мозг. И зачем же он скинул свой кольчужный капюшон?
Уже когда воин заваливался на бок, в последние секунды пребывая в мире живых в его гаснущих глазах еще успела отразиться смерть недалеко отошедших от него патрульных, истыканных стрелами, затем раздался чей-то воинственный вопль и отчаянные крики, сообщавшие о тревоге. А затем? А кто его знает, что затем? Скорее всего ничего.
***
– Да что ты привязался к пареньку? Ты словно ему чем-то обязан, – как всегда недовольно пробурчал Гнугнир.
– Он прикрыл меня и получил стрелу. Я обещал его отблагодарить, – поморщился Лансель.
– Черт бы тебя побрал, Ланс, ты бы каждый раз нас благодарил, когда мы спину твою кроем, – не унимался гном.
– А я и благодарю, – покачал головой бывший дружинник. –
