не ходит на дополнительные занятия.
Я разминаю глину, незаметно поглядывая на одноклассника. Словно сам не свой. Обычно самоуверенный донельзя, шумный, языкастый, а тут вдруг топчется рядом, недовольно пыхтя.
– Хочешь, я тебе Гибсон покажу? – спрашивает.
С такими шуточками я знакома с детства, нет уж, не попадусь.
– Сам свой Гибсон разглядывай, желательно в ванной и в одиночестве.
Отодвигаюсь от него на всякий случай. Кто знает, вдруг парни решили подшутить над старостой.
– Дура! – смеется Резник. – Гибсон – это гитара, самая лучшая в мире. Я о ней с десяти лет мечтал. Хочешь, сыграю?
– Я слышала, как ты играешь.
Когда их группа выступила на школьной вечеринке, я ушла, не дожидаясь завершения концерта. Как говорится, на вкус и цвет… Однажды у бабушки в кухонном шкафу обрушилась полка с кастрюлями и сковородками, и звук был похожий.
– Хочешь, я… ну… для тебя сыграю.
Искренне не понимаю, с какой стати Резник явился в мастерскую и мучает меня странными вопросами. Может, его выгоняют из школы, и он хочет заручиться поддержкой старосты? Нет, не может быть, я бы уже об этом знала. Они с братьями перевелись в нашу школу в начале учебного года и еще не успели натворить бед.
– Что сыграешь? – спрашиваю неохотно.
– Смотря что тебе нравится. Или вообще могу специально для тебя песню написать.
– Про что?
– Могу написать песню о том, что тебе нравится, – говорит он и с сомнением косится на мое последнее творение. «Рука скульптора». Глиняные пальцы, истонченные к кончикам, переходящие в скульптуру, созданную рукой мастера.
Проследив направление его взгляда, я прикрыла «Руку скульптора» тряпкой. На прошлом уроке учительница заставила меня показать работу классу, и это обернулось полным фиаско. Я попыталась объяснить, что руки скульптора вкладывают вдохновение в работу. Что тут началось!
«А работе нравится, когда в нее вкладывают?» «А как именно скульптор вкладывает?» «А это не противозаконно?»
Стоит ли объяснять, что Резник принимал в этом фиаско самое активное участие?
А теперь он стоит рядом с красными пятнами на щеках и придуривается.
– Красиво получится, – говорит тихо.
– Что красиво?
– Песня про человека, который вложил себя… – кашлянув, он оглянулся на дверь, – … в искусство.
Мне никогда не посвящали песен. Наверное, я должна быть польщена вниманием Резника, но подозрения не дают расслабиться. Разбитной шалопай, хулиган, смутивший покой одноклассниц, взволнованно переступает с ноги на ногу посреди пыльного класса, заваленного подростковыми картинами и скульптурами. Наверняка это розыгрыш, и сейчас в мастерскую ворвутся друзья Резника и учинят погром.
– Я не интересуюсь музыкой, – отвечаю честно, – но поздравляю тебя с покупкой гитары.
– Слушай, а правда, что из мастерской пропали твои работы?
