Опешил Кенка.
– Что слышал. – Герцог пошел, вновь уселся в кресло и жадно набросился на копченые желудки. – Пусть спасают ситуацию. Их мальчишка обесчестил твою дочь. Она носит их внука. Сыновей у них, как грязи, пусть женят одного из них на Анастасии.
– А они так и бросились родниться! – Фыркнул Кенка, не желая отказываться от мечтаний о том, как станет тестем герцога Элодисского.
– Согласен: предложение не особо выгодное. Учитывая ситуацию с мальчишкой, почти безнадежное. Но другого выхода у нас нет. Кому еще мы ее сунем с животом? Хлорингам? Забудь. Лефтеру, Бергстремам? Кюрманам?.. Идиот… Господи, какой идиот! За что мне такое у»»ще вместо брата?!
– А она, значит, будет сидеть и угорать, да?! – Возмутился Кенка. – После того, что сделала, после того, что с ножом, с ножом на родного отца…
– Посидит взаперти, остынет. Покается. – Вздохнул герцог. – Хватит. Ты уже ею распорядился, как надо. Я сам теперь ею займусь. Девка-то, – он помолчал, смакуя вино и пытаясь отдышаться и успокоиться, – не дура, и не рохля. Всю жизнь, считай, в монастыре просидела, а ведь смогла и удрать, и сюда добраться… Хоть кто-то в нашей семье, после меня, на что-то дельное способен. Только нужно дурь-то из ее головы выбить, и умные мысли ей внушить. Но займусь этим я, а не ты. Ты уже все, что мог, испоганил и испортил.
– А ты не забыл, что дочь это – моя, а не твоя?! – Кенка был так возмущен и шокирован, что решился, неслыханное дело, на открытый бунт. – Ты малолеток тискаешь и даже жениться не сподобился, а теперь…
– Молчать! – Грохнул кулаком по столу герцог. – Мои дела – это мои дела, они с твоими извращенствами ничего общего не имеют! Все! Наделал делов! Хватит!!! Теперь я буду твое дерьмо разгребать! Пошел вон… – Он задохнулся, побагровел так, что даже Кенке стало страшно. Герцог замер, закрыл глаза, и Кенка вдруг так испугался цвета его лица и синих губ, что струсил, подался к нему:
– Тит… Братишка… Медикус! Где эта клизма медицинская, мать ее?!
Доктор вполне оправдал свою репутацию и свое содержание, пустив без промедления герцогу кровь, дав ему какое-то свое лекарство, велев уложить его особым образом и выхаживая его почти сутки. Герцог реально был близок к смерти, как никогда, и Доктор чувства при этом испытывал сложные. С одной стороны – он терял могущественного покровителя, защиту от Барр. С другой – Хлоя издевалась над ним так, что Доктор света невзвидел белого благодаря ей. Он прошел за самое короткое время все стадии, что проходит взрослый, которого выбрал объектом своей травли ребенок. Если за этим ребенком стоял могущественный взрослый, и если тронуть этого ребенка было смерти подобно. Доктор пытался угрожать, потом – игнорировать, и, наконец, задабривать. Не помогало ничто. Ни попытки взывать к здравому смыслу, ни мольбы даже: «Оставь меня в покое!». Хлоя оказалась не просто коварной – она оказалась очень изобретательной и не по годам умненькой девочкой, и вдобавок, полностью подчинила своей воле младшую Дафну, которую заставляла так же измываться над Доктором,
