которому было лет тридцать, заметил, что дама в положении, и сочувственно покивал. Красота беременной женщины и испуганный взгляд ее маленькой дочки, не сводившей с него глаз, довершили дело.
– Пять минут, не больше! – твердо произнес он.
– Благодарю, мсье! Благодарю!
Элизабет стала всматриваться в движущуюся массу незнакомых людей, собравшихся на причале. Богачи выделялись элегантностью нарядов, но ее они не интересовали. Наконец из-за угла ангара вышел мужчина.
– Папа! Вон он! Мамочка, там папа!
– И правда! Слава тебе, Господи! – вскричала Катрин.
Однако радость ее была недолгой. Гийом шел покачиваясь, как пьяный. Рукав его пиджака был надорван, воротник рубашки тоже, лицо в крови. Элизабет вскрикнула от ужаса.
– У папочки кровь! Мама, ты видела? Кровь!
Катрин бегом бросилась к мужу. Инстинктивно она поддерживала живот рукой, словно защищая свое дитя.
– Гийом, что с тобой произошло?
Плотник дышал с трудом, спина его была болезненно сгорблена. Катрин заметила у него на надбровных дугах и на подбородке лиловые, ужасного вида кровоподтеки. Верхняя губа была разбита, из носа шла кровь.
– Господи, да ты подрался? – всполошилась она.
– Нет, Кати, меня избили. Подкрались со спины! Мой бумажник – вот что им было нужно. Они все отобрали – отцовские карманные часы, обручальное кольцо, золотой медальон «Святой Христофор», подаренный мне братом месяц назад! Пришлось отбиваться, но что я мог сделать один против троих?
– Гийом, любовь моя! – зашептала Катрин. – Мне очень жаль, что ты лишился всех вещей, которые родные подарили тебе на память, но время не ждет! Я позабочусь о тебе, как только мы поднимемся на борт. Я так и поняла, что случилось что-то плохое, но ты вернулся, и это главное!
– Времени ополоснуть лицо у меня не было. Надеюсь, я не очень напугаю Элизабет.
– Нет, конечно! Мы все ей объясним. Идем скорее! Счастье, что наши билеты у меня, иначе они бы и их, наверное, отняли.
Катрин сквозь слезы улыбалась мужу. Гийом поморщился. Грабители били его в живот и по ребрам. Однако он старался не подавать виду, радуясь уже тому, что в состоянии взойти на борт.
Через два часа, на палубе парохода «Шампань»
Протяжно выла сирена. Ей вторили возгласы, перекрикивания отплывающих и тех, кто пришел их проводить. Из труб парохода столбом валил дым. Пассажиры в большом количестве толпились на просторной палубе, возле бортовых ограждений, некоторые – чтобы запечатлеть в памяти лицо близкого человека – невесты, сестры или брата, плачущей бабки.
На пристани людей было меньше. Они махали белыми платочками, кричали «Прощай!» и «До свидания!», плакали, улыбались, выкрикивали чьи-то имена.
– А нас никто не провожает, – заметила маленькая Элизабет.
Она посмотрела на обнявшихся родителей, стоящих тут же. Отец и мать ласково ей улыбнулись.
– Это потому, что мы уезжаем втроем, всей семьей, –
