но к Луизе, пока я жив, кроме меня не посмеет прикоснуться ни одна живая тварь на этой планете. Хоть день, да мой, а дальше будет как будет.
Мне нравилось, что в монгольской армии никто не задавал вопросов вышестоящим командирам. Вот уж где действительно приказ – это закон. И по какой бы мелочи ты его ни нарушил – смертная казнь. Лишь один не стоящий на довольствии боец выказал кучу возмущений.
– Я тоже должна постоянно находиться в кибитке и присматривать за принцессой, пока ты будешь отсутствовать, – непререкаемым тоном заявила Тань Я.
– Ты ведь не на службе, – поддел я её. – К чему такое усердие?
– Я её отравлю! – зашипела девчонка. – Я ведь вижу, как вы друг на друга смотрите.
«Вот так так! Этого мне только не хватало», – обеспокоенно заработали растревоженные мысли.
Такого поворота я не ожидал. Что же предпринять, не пускать же действительно несносную девчонку в кибитку? И я нашёл выход. Через несколько дней к вечеру прискакали воины от отца непокорной принцессы и увезли её домой. Благо, что земля уйгуров находилась гораздо ближе, чем ставка Угэдэя.
– Я тебе этого никогда не прощу! – вопила взлохмаченная девчонка на прощание. – А к твоей кошке я всё равно подошлю убийц.
Слушавшие этот скандал интеллигентно молчали, да и стоило ли обращать внимание на взбалмошную самодурку голубых кровей. Тем более что за то недолгое время, пока она находилась с нами, её прекрасно все изучили и всерьёз не воспринимали.
«Что ты как ребёнок успокаиваешь сам себя, ведь ты знаешь, что хану будет известен каждый твой шаг», – прикрикнул я на себя и, плюнув на всё, стал жить так, будто завтра мне назначено умирать, то есть в открытую закрутил роман со своей законной женой.
– Мы умрём вместе, но зато каждый миг, каждое мгновение, что нам отмеряно Господом, оно наше, – нежно прошептала мне на ухо Луиза.
Эта женщина, дарованная небесами, понимала меня без слов. Она жила чувствами. Ну как я мог допустить, чтобы такое совершенное творение природы было несчастно. И пока наш караван черепашьими шагами приближался к ставке Угэдэя, я всё думал и думал, как сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
Уже два раза из ставки хана прибывали гонцы с требованием ускорить продвижение. А я как представлю Луизу, раздавленную чужим безжалостным телом, сразу хватаюсь за саблю и словно волк начинаю кружить по кибитке, и, не придумав ничего лучшего, приказываю остановиться на стоянку.
– Что, опять? – к моему лбу прикоснулась заботливая ладонь Луизы.
– Я не знаю, что делать, – заскрежетал я зубами. – Одно я знаю точно, что я тебя никому не отдам. Не для того я столько веков искал твои следы.
Наш разговор перебили. За войлочной стеной кибитки кто-то нерешительно кашлянул.
– Это ты, Диландай?
– Я, брат.
– Чего ты хотел?
– Разговаривать хочу.
– Ну, заходи.
– Нет, лучше выйди сам.
Я
