style="font-size:15px;"> – Да ни за что! – Чёрное от копоти лицо выражало высшую степень удовлетворения. – Мы ещё на могиле Гитлера спляшем!
Сашка поставил ногу на гусеницу. И уже напряг руки, чтобы взобраться на броню, но вдруг его ноги подкосились, и он сполз на грязный снег прямо под гусеницы своего стального друга.
– Не успел, – прошептали его губы, выбулькивая изо рта кровь. – Прости меня, мама…
– Командир, ты чего? – Я заглянул в его угасающие глаза и увидел, что они уже глядят не на меня. Глаза моего командира и фронтового друга смотрели в вечность.
Едва сдерживая слёзы, я подхватил политрука и, откуда только взялись силы, забросил на броню.
– Серёга! Давай к своим! – яростно крикнул я.
Я уже знал, что Саше ничего не поможет, и, сидя на трясущейся броне, всё пытался поправить то и дело сваливающийся с его головы шлемофон. Рядом грохнул взрыв.
«В спину, гады, бьют», – подумал я, наваливаясь на политрука. И потерял сознание…
Очнулся в госпитале. Узнал, что похоронили Кретова в селе Гридасово. Посмертно представили к званию Героя Советского Союза. Раньше я думал, зачем человеку посмертная награда, ведь ему-то уже всё равно? А теперь понимаю, что посмертное звание – это шаг в бессмертие. Это память о герое для продолжающих жить.
Глава 6.
ЗЕМЛЯКИ
– Ранбольной, вернитесь! – звонкий девичий голос вырвал меня из объятий сна.
Вчера из полевого госпиталя меня перевезли в госпиталь города Мичуринска. Рана оказалась серьёзной, и, несмотря на все мои уговоры, рядом с передовой держать меня не стали и отправили хоть и не в глубокий, но всё же тыл. Осколок немецкого снаряда попал под лопатку, и рана почему-то не заживала. То и дело расходился шов.
– Будете тревожить рану, закую в гипс, – припугнул военврач. – Тогда на передовую попадёте только к китайской пасхе.
Всё это время я вспоминал ставший мне родным экипаж и геройского парня Кретова Сашку.
«А ведь доживи он до конца войны, то на его груди не было бы лишнего места для наград», – думал я. Но такого никогда бы не случилось. Такие отважные люди погибают первыми. Они не от мира сего, их в самую пору причислить к лику святых. Более всего душу Саши Кретова жгла вина перед матерью. Воюй он на другом участке фронта, может быть, всё происходящее воспринималось им не так остро?
– Ранбольной, вы почему не выпили пилюли? – Строгий женский голос отвлёк меня от размышлений. И таким домашним теплом повеяло от слова «пилюли», что я расцвёл как мальчишка.
– Интересно, что такого смешного я сказала? – строго поджала губы молоденькая медсестра.
– Извини, сестричка, это я жизни радуюсь.
– Вы должны лечиться, больной. – Голос девушки стал чуть мягче.
– Давайте ваши пилюли, – улыбнулся я одной из самых обольстительных своих улыбок. – Что вы делаете сегодня вечером?
– Уколы, – прыснула в кулачок девушка.
– Можно я тоже буду в числе тех
