но то же можно сказать и об Августе.
– Уверена. Мама делает вид, что этого не произойдет, но карты не лгут.
Однако они изменились – ради нее. Но Джастин этого не знал. Никто не знал. И хоть Августа отреагировала на новость о возвращении в город своего бывшего примерно так же, как на возвращение своей бывшей – то есть твердо отказывалась это обсуждать, – Мэй знала, что выбранное ею будущее свершится.
Она доверяла картам. Доверяла себе.
– Знаю, – тихо сказал Джастин. – Но он уехал так давно… Я думал, что, возможно, на этот раз он исчезнет из нашей жизни навсегда.
Мэй помнила последний день отца в этом городе. Все началось с ссоры, как обычно, но в тот раз, когда Августа приказала ему выметаться, он прислушался.
«Я скоро вернусь», – сказал отец Мэй, целуя ее в светлую макушку. Она вцепилась в его талию, уткнулась головой в мягкую кожаную куртку и взвыла, как банши, когда Августа оттащила ее. Это был последний раз, когда она плакала на людях.
«Забери меня с собой», – молила она отца, и за это Августа ее никогда не простит.
Прошло уже семь лет – более чем достаточно времени, – но Мэй по-прежнему лелеяла надежду на его возвращение.
Птицы перестали издавать свои трели, в лесу раздавался только треск кустов под их ногами.
– Он обещал вернуться, – сказала Мэй Джастину.
Тот пожал своими широкими плечами, подсвечиваемыми сзади луной. Даже в темноте Мэй смогла разобрать его хмурую физиономию.
– Ага, вот только он нарушил все остальные свои обещания. С чего бы нам полагать, что он говорил правду в тот раз?
Слова вылетели прежде, чем она успела их проглотить:
– Тебе ли рассуждать о вранье.
Джастин насупился.
– Кто бы говорил, Мэй. Не думай, что я забыл, как ты выдала нас маме.
– Никого я не выдавала. Я беспокоилась о тебе и уже извинилась за то, что перегнула палку.
Она наговорила Джастину ужасных вещей и стыдилась этого. Но Мэй устала плестись за ним, пока он впутывал людей в опасные ситуации, и боялась, что его тяга к геройству закончится только трагедией. Айзек был слишком небезразличен к Джастину, чтобы сказать ему правду в лицо, а Августа слишком потакала сыну, чтобы увидеть эту правду. Мэй единственная, кто призвал Джастина к ответственности за его решения… но в конечном итоге это не имело значения.
Джастин стал героем, который помог спасти город, а боярышник Мэй стал камнем. Это несправедливо.
– Да, ты говорила, что тебе жаль, – продолжил Джастин. – Но мама годами лишала людей воспоминаний, и тебе всегда было наплевать.
– Неправда, – прошептала Мэй. – Меня заботит это больше, чем ты можешь себе представить.
Достаточно, чтобы вернуть память Вайолет. Но Мэй не могла вести себя как Джастин, не могла бесцеремонно пренебрегать правилами матери и ждать, что та примет ее с распростертыми объятиями. Джастину никогда не
