орал во всю глотку…
(А теперь? Кого я пугаю? Или кто это – меня? Меня?! Ведь я – Вольд! (Не Волька и даже не Вольдемар). Меня знает Россия, Кавказ, Казахстан! А этот городишко – бывший полигон – пасынок диких степей, принял за родного и подчинился! Кто?! Меня?! Может?! Напугать?!)
Обыкновенное прикосновение…
холодных мокрых пальцев…
БЕСПРИЧИННОГО СТРАХА!
Ну и что? И что? Чего это я так разволновался? Первый раз, что ли?
Не первый…
БЕСПРИЧИННОГО?
Как же! Себя пытаюсь обвести вокруг собственного пальца! Страх мой причинен и конкретен, как электрический ток. Только признаться в этом или – упаси Бог! – назвать его вслух…
Упаси, Господи, назвать его вслух!
Как рукой – за оголенный провод! Вдарит – и не оторваться, не сойти с места. Пока солнце не рассосет это жирное в копоти небо за окном, пока не вольется в кровь жиденькое слабительное утро… Если, конечно, дожить до утра.
Никого нет. Кухня и ночь, стол и табуретка. И иллюминация по всей квартире. Я сижу лицом к окну. И я уже Вольд, а маленький маменькин Волинька. На столе раскрыта – не знаю, про что – мучительная книга и стоит бутылка без ничего. Пить и читать – одинаково противно и бесполезно. Испробовано все: чтение, кутежи, авантюры… Холостая пальба! Трата сил и времени. Суммы, брошенные на ветер, смутили бы моих дельцов. Но они не знают – или догадываются, но помалкивают, прикидывая, как меня обуздать: замочить без разговоров или все-таки побеседовать, наставить на путь истинный? Но их планы совершенно не волнуют меня. Я не страшусь покинуть этот мир. Противно только, если ангел смерти явится в виде ублюдочной рожи, которая будет знать о твоей жизни лишь то, что ей пришел конец…
Тужится морозом холодильник, – а за распахнутым окном бесчинствует душная ночь.
Ничем реальным меня не запугать…
Стоп, машина! Задний ход. Оголенный провод!
Уговариваю себя, чем могу: сладкими воспоминаниями, грубыми насмешками над собой, глубоким вздохом и громким стуком (это я роняю единственную в этом доме книгу, невозможно толстую для чтения, но вполне пригодную для такого шумного падения).
Как бы хотелось, чтобы всякая нечисть существовала на самом деле – черти, домовые, гномы… Чтобы по-настоящему, а не в моем воспаленном…
Стоп!!! Высокое напряжение. Не влезай – убьет!
Но поздно: сдвинулось, поползло…
Озноб – от затылка до копчика! Сам я занозой, булавкой, кнопкой вдавливаюсь, впиваюсь, ввинчиваюсь в табуретку. Голова закипает. Ни встать, ни повернуться… Длинная-предлинная секунда! Чем дольше она тянется, тем страшнее оглянуться. Но еще ужаснее сама неподвижность, потому что страх заполняет каждую клетку, каждую полость в теле. Всю эту секунду я жду, что кто-то выпрыгнет из-за подоконника с пугающим криком или змеевидно дотронется сзади до шеи ледяными пальцами, или притаился в коридоре и только и ждет, чтобы я…
Но ведь там никого нет!
Нужно встать и проверить.
