Шмага делает полшажка вперед и говорит с преданным наклоном:
– Можем попугать. Пока не откинулся. Ребятки там есть – готовы и ждут команды.
– Значит, так.
Вольдемар взмахивает руками, от чего рукава халата взлетают до плеч. Сжимает кулачищи, упирает их в колени и начинает говорить, тихо-тихо и очень медленно:
– Серый – мой друг. Тебе из-за бабок не понять, да этого и не требуется. Но все мы – и ты в том числе, – мы ему очень сильно обязаны. Он за всех нас свой срок доматывает. Через четыре месяца откинется. И пусть живет. Как считает нужным.
И добавляет с плохо скрываемой яростью:
– Понял? Меня? Гнида!
Шмага оскорбленно выпрямляется. Улыбочка та же, но взгляд недобрый. Вольдемар с сожалением замечает ему по поводу такой реакции:
– Значит, не понял…
А Шмага – простая душа – цедит сквозь зубы, не ведая опасности:
– Да пошел он! Паскуда! Попадется мне…
– Что-о?!
Вольдемар подается вперед, и Шмага отшатывается, как от удара, но Вольдемар достает его властным:
– Стоя-ать!
И Шмага замирает, шепчет бледной улыбкой:
– Ты чего, Вольд?
А Вольдемар окончательно выходит из себя, таращит на бедного Шмагу свои глазищи и орет:
– Стоя-ать!!! Боя-аться!!!
Но Шмага уже подавил испуг. Он начинает говорить предостерегающе, хотя и с запинкой:
– Не… надо так, Вольд. Всему есть предел. И тебе, между прочим, тоже… предел!
– Бес-пре-дел!!! – рычит Вольдемар.
Он вскакивает на ноги, срывает со стены ружье и без подготовки стреляет в Шмагу. Тело отлетает к двери. Красное веером ложится на стену. Комнату заполняет пороховой дым. Вольдемар бросает ружье и идет к окну, но не успевает он отдернуть штору, как в комнату кто-то осторожно заглядывает. Вольдемар оборачивается и говорит:
– Уберите тут. Развели… понимаешь… грязь!
Двое парней вытаскивают тело и принимаются за уборку: вытирают стену, собирают бутылки и колючки. Когда один из парней оказывается поблизости, Вольдемар перехватывает его руку с початой бутылкой, тянет, почти стонет – «Да дай же сюда!» – припадает к горлышку и пьет, пока не исчезает вся влага. Он снова собирается открыть окно, но снова не успевает отдернуть штору: в комнату проходит сутулая от лет старуха в темном платье, останавливается и произносит басом: «Вольдемар!» Вольдемар вздрагивает от ее мощного голоса, но не оборачивается, спрашивает:
– Ну что, Василиса, очухался там этот Шмага?
– Волик, ты его чуть не застрелил! – укоризненно басит Василиса.
– Что значит – чуть?
– Он-то очухался, но говорит… Да оно и так видать… Глаз ему краской вышибло. Загустел краплак. Давненько не шутили, Волик. А тут – ты, без проверки. Мог бы и застрелить. Загустел краплак-то!
Вольдемар оборачивается к старухе, говорит с досадой:
– Загустел?
