это – клад,
А не сосед. Сидит, не глянет
Листает книжку.
И легки
Движенья маленькой руки.
И снова, скрежеща от злости,
Рвут путь колеса.
… Сядьте тут.
И клавиш резаные кости,
Блестя, меж пальцами бегут.
Восходит звуков колоннада,
Аккордов полных крутизна.
– Я вам спою.
– О нет, не надо.
В глазах колеблется стена.
И руки подняты от клавиш
И птицами дрожат у губ.
Ты не отпустишь их, ты сдавишь,
Ты сломишь их…
– Нет, не могу…
И той же радости не пряча,
Она не борется, склонив
Себя в ликующий, горячий
И полный музыки порыв,
Когда крылатые ладони,
Сухим огнем клеймя, замрут
На выгибе плеча, на склоне
Бедра. И словно в темный пруд,
У горла захватив дыханье,
Все тело глубоко на дно
В движенье крови, в осязанье
Ритмически погружено.
О, глубже разметать напором,
Измять, измаять наготу
Пред ослепительным и скорым
Внезапным срывом на лету.
Как трудно ввериться надежде,
Рукою счастье осязать,
Но все останется, как прежде,
По-прежнему домой опять
Вернешься.
– Слушайте, не будем…
Что взвешивать?
Глядит портрет
С рояля.
– Неужели людям
Нельзя…
– Прощайте.
Утра свет
В окно. И блики по зеркалам
Упали, отраженьем вялым
Их наполняя высь.
Вагон
Гремит. Он спит. И видит сон:
Его теснят вокруг гранитом
Дома. Он ищет, он идет.
И ветер, сыростью напитан,
Распенивает груди вод.
Ночь. Слякоть. На панелях пусто.
Мосты разведены. Назад.
И сердце, как свинцовый сгусток,
И дождь слепит его глаза.
И вдруг чеканно режут площадь
Ряды солдат. Идут. Куда?
И скомканная ветром роща
Знамен космата и горда.
На шлемах вытиснены звезды.
Шинели втянуты в ремни.
Опять война? А, может, просто
Здесь маневрируют они.
Вдруг, выделяясь между всеми,
Один глядит в крылатом шлеме.
Оркестр. Театр. Герольда рог
И лебедь блещущий у ног.
И Лугин вскрикнул.
Поздно. –
