торопилась, как на друга,
Скорее на него взглянуть.
Ведь он не только здешний, местный,
Он – общий, он – для всей страны.
Он сердцу каждому известный,
Мы все сберечь его должны.
Что мог он оживать, то сказки.
Но станет он еще родней,
Спасенный нами от фугаски,
От всех напастей этих дней.
Она – бойцу:
– Мне бы хотелось
Понятье дать, каков на вид…
Но, знаешь, главное, чтоб целость
Он сохранил…
А конь-то взвит…
А сам-то он рванул уздечку!
Ну, прямо, видишь наяву
Вдруг, будто маленькую речку,
Он всю перелетит Неву.
С таким бы в бой!
Его ни минам,
Ни танкам не отбросить вспять,
С таким – овладевать Берлином,
Брать у врагов за пядью пядь
И день отпраздновать победный.
А, впрочем,
что прибавить мне,
Коли написан – Всадник медный –
О нем и о его коне.
И ведь не вечно дальнобойным
Калечить мирные дома,
Конец бывает всяким войнам,
И из песчаного холма
Он выйдет, встанет пред глазами,
Не век скучать ему.
Дай срок,
Опять его увидим сами,
Поймешь тогда, кого стерег.
Коль доживем, так будем рады
Припомнить этот разговор.
Прощай!
– Куда ж ты под снаряды?
– Так до каких стоять мне пор? –
И, подтянув шинели пояс,
Упрямым шагом, молодым
Идет…
Над ней, гремя как поезд,
Летит снаряд.
И взрыв.
И дым.
Прошло три года.
Я не знаю,
Нашла ль она ей нужный дом.
Дорога дней стремилась к маю.
Нева очистилась. Со льдом
Простились радостные глади
Вод пробудившихся весной…
Бывают в жизни, как в балладе,
Возвраты темы основной.
По той же набережной та же
Шла девушка.
Был воздух чист.
И странно было вспомнить даже
Снарядов треск, фугасок свист.
Всю мощь возможных в мире звуков
Собрав в один громовый шквал,
В те дни пути к рейхстагу Жуков
Огнем и сталью пробивал.
А тут, как бы летя, машины
Проскальзывали во весь дух.
По скверам мирных лип вершины
В прозрачный одевались пух.
В вечернем солнце розовели
Мосты,
