И, кажется, сам превращаюсь в глыбу бесчувственного льда.
– Антон!
Мое имя, закованное в чей-то голос. Совсем рядом и так далеко, что не хочется отвечать. Хочется быть только с ней.
– Антон!
Они не оставят нас. Желудок сворачивается от боли. Оборачиваюсь.
– Привет!
Черствая улыбка на каменном лице. Синяя форма и гордые от собственной величины погоны. Выпускаю мертвую ладонь и поднимаюсь навстречу этим обветренным губам. Хочу ударить в них, но всего лишь пожимаю крепкую руку. Никому здесь не позволено улыбаться! Это место великой скорби.
Нет во мне силы слушать этот голос, рассказывающий о смертях так, будто все чувства в мире исчезли, обратившись в мертвые горы. Я не могу понять его, не силюсь разобраться в сказанном. Все мои мысли с ней. Я отпустил ее руку…
– Вчера псих один убил и изнасиловал собственную дочь…
Кишки скручиваются в узлы. Сжимаю челюсти, пережидая боль.
– Забаррикадировался в квартире и принялся отстреливаться…
Он говорит и говорит. Не останавливаясь. Буднично, точно за кружкой чая.
«…заканчиваются язвами…»
Хочу уйти. Но не могу.
– …чертов город!..
Я киваю. Да. Это правда.
– Мне нужно работать, – слышу свой голос. Не могу оторвать взгляда от обветренных губ. Ненавижу их за ту, единственную улыбку.
– Конечно…
Стараюсь быть вежливым, но вижу белые, искусственные зубы и отворачиваюсь. Когда-нибудь все это сломает меня. Но не сейчас.
– Да, Антон…
Голос что-то забыл, увлекшись страшными рассказами. То, что принес для меня.
– Да?
– Ее личность уже установлена.
Жду. Чувствую, как чудовище, стоящее позади, расплывается в ухмылке. И пробует ее имя на вкус.
– Оксана…
Не слышу фамилии.
– 22 года…
Касаюсь дрожащими пальцами лба – совсем ребенок.
– Родители приедут завтра. Она не местная, училась здесь…
Это не мое дело. Все, что нужно, я уже услышал. Ее имя. Ее цифры.
– И что им не живется, Антон? Я вот…
– Спасибо! – эта резкость необходима. Иначе он не остановится.
Губы недовольно чмокают. Желание ударить по ним взрастает внутри колючим сорняком, разрывающим грудь. Но все прекращается. Голос смолкает, и я снова возвращаюсь к ней.
– Оксана… – слово, потерявшее вес.
Провожу рукой по ее волосам. Они липнут к пальцам, оставляя на коже красную вязь.
– Это только начало, Оксана.
Ее боль не прекратит расти. Она перекинется, словно пожар, на всех, кто смел стоять рядом, кто думал, что сможет подарить ей любовь. На старых родителей, забывших о дочери, на братьев и сестер, утопающих в глупых проблемах, на влюбленных
