бумагу и ту хозяйка запирает от него на ключ и выдает только по одному листку и при этом ворчит:
– Благодарю! Всю бумагу изведешь… И кому это ты столько пишешь?
Никто не может понять этой недостойной мужчины слабости, и его упрекают в том, что он позволяет такой мегере так обращаться с собой. Наконец, – и все об этом знают, хозяйка сама на всех перекрестках рассказывает – они вовсе не принадлежат друг другу. Хозяйка больна, не может иметь детей и слышать не хочет об этом. Это у нее, по-видимому, вызывает страшные боли. По этому поводу здесь циркулирует интересная история…
На исповеди хозяйка рассказала обо всем священнику и спросила у него, можно ли им с мужем… не по-настоящему…
– Что это значит «не по-настоящему», мое дитя?.. – спросил ее священник.
– Я сама в точности не знаю, батюшка, – ответила хозяйка, растерявшись. – Это такие ласки…
– Такие ласки!.. Но, мое дитя, разве вы не знаете, что… такие ласки… смертный грех…
– Поэтому-то я и прошу разрешения у церкви…
– Да! Да! Впрочем… посмотрим… такие ласки… часто?
– Мой муж человек крепкий… здоровый… два раза в неделю, может быть…
– Два раза в неделю? Много… слишком много. Это уже разврат. Какой бы он здоровый ни был, ему не нужны два раза в неделю… такие ласки.
Он постоял несколько секунд в раздумье, и наконец сказал:
– Так и быть… я разрешаю… такие ласки два раза в неделю… однако, при условии… во-первых, вы лично никакого греховного удовольствия от этого получать не должны…
– Ах! клянусь вам, батюшка!
– Во-вторых, вы должны ежегодно жертвовать двести франков… на алтарь Пресвятой Девы.
– Двести франков! – подпрыгнула хозяйка… – За это?.. О, нет!..
– И после всего этого, – продолжала лавочница, которая мне рассказывала эту историю, – хозяин так мягок, так добр к женщине, которая не только денег ему не дает, но и никаких наслаждений! Я бы ей показала…
Барин – человек здоровый и очень страстный и, кроме того, очень добрый. Нужны ему деньги на развлечения или на милостыню для бедных – к каким только смешным приемам, грубым уловкам и самым неудобным займам ему не приходится прибегать в таких случаях. А когда это все раскрывается, хозяйка устраивает ужасные сцены, поднимаются ссоры, которые тянутся часто целыми месяцами. Барин тогда убегает из дома и носится по полям, как сумасшедший, со страшными, угрожающими жестами, разбрасывая комья земли и разговаривая сам с собою, и это – в дождь, в бурю, в снег… Затем он возвращается вечером домой робкий, согнувшийся, дрожащий и еще более послушный, чем раньше…
Смешно и печально то, что, несмотря на все упреки со стороны лавочницы, несмотря на все эти разоблачения и грязные истории, которые передаются из уст в уста, из дома в дом, из одной лавки в другую, я чувствую, что Ланлерам
