вскрик. Но тишина по-прежнему наполняла лес, мирная, ничем не возмутимая.
Римса приоткрыла один глаз, потом другой, потом подалась вперед в глубоком удивлении.
Чародей гладил белластунга, стоя у самой его морды. Гигант жмурился от удовольствия, покачивая огромными кистями на концах ушей.
– Иди сюда, – обернулся чародей к изумленной Са.
– А он меня не съест? – робко донеслось из травы.
– Храбрая Са, мужественная Са, ты же видишь, что он не кусается, – иронично отозвался чародей.
Пристыженная, Римса вышла из укрытия. Преодолевая ужас и отвращение, встала рядом с Грибасом. Белластунги никогда ей не нравились. Они несли смерть, поэтому ни великолепный пушистый хвост, ни изумительная сила и грация этих зверей никогда не вызывали у нее симпатии.
– Покатаемся? – подмигнул чародей.
Он накинул на белластунга что-то вроде упряжи и, ловко цепляясь за ремни, мигом взобрался на спину.
– Боишься? – все так же иронично спросил он сверху.
Римса упрямо замотала головой и схватилась за конец веревки. Грибас помог ей подняться и усадил рядом с собой. Шерсть белластунга была скользкая и душная. Грибас долго прилаживал крепления, пока, наконец, они не оказались опутаны ремнями, как паутиной.
– Зачем так много? – капризно спросила Римса.
За недовольным тоном она скрывала ужас перед тем неизвестным, что должно было случиться.
Никогда еще никто из ее племени не катался на белластунгах. Это было полное безумие.
– Сначала тебе покажется, что душа прощается с телом, зато потом увидишь такое, что перевернет всю твою жизнь, – кратко проинструктировал чародей.
– Держись, как я!
Чародей вцепился в шерсть гиганта, свистнул, гикнул, и белластунг рыжей молнией помчался вверх по отвесной стене древесного массива.
Силой встречного потока воздуха Римсу швырнуло назад и распластало по спине чудовища. Но ремни держали прочно. Ее маленькое тельце болтало из стороны в сторону. Она почти потеряла сознание и почти попрощалась с жизнью, как вдруг все закончилось, скачка прекратилась.
Чародей брызнул ей в лицо водой из фляжки и дал выпить несколько капель чего-то пряного и крепкого, что обожгло горло, но зато восстановило ее способность видеть, и слышать, и понимать происходящее. Она открыла глаза, и снова чуть не потеряла сознание, и задохнулась. Чародей вновь дал ей несколько капель.
– Что это? – чуть слышно прошептала она.
– Настойка от обморока, – нарочито буднично отвечал чародей.
– Нет, не настойка, – с трудом продолжала Римса. – Это… что…?
Она слабо повела рукой вокруг.
– Это – мир, которого ты не
