меня за руки и помогает мне подняться. Я делаю глубокий вдох, позволяя холодному ночному воздуху отчистить мою грудь от дыма. И снова обращаюсь к Добромыслу:
– У меня к тебе ещё одна просьба. Не мог бы ты дать мне свою рубаху, а то моя … – я показываю на свою сожжённую рубаху, висящую на моём теле, словно порванная тряпка.
Через дыры в рубахе видны обожжённые места на всём моём теле.
– Конечно. – Отвечает он, не колеблясь.
Мигом снимает с себя рубаху, я делаю то же самое.
Теперь ожоги на моём теле отчётливо видны, а о ногах вообще не стоит упоминать. Самое удивительное то, что волосы и борода почти не тронуты огнём. Вот уж везёт.
Взяв рубаху Добромысла, я надеваю её на себя. От соприкосновения с ней ожоги начинают болеть.
Но эта боль ничто по сравнению с той, которую я испытал в хижине, и я не имею ввиду огонь.
Я кладу руку на плечо друга и, улыбнувшись, говорю:
– Благодарствую, дальше я сам.
После чего я направляюсь к своей хижине. Однако Добромысл следует за мной.
– Что это ещё должно значить – «дальше я сам»?
Открыв ящик, я надеваю кожаный пояс и насаживаю на него оружие, одновременно отвечая ему:
– То и значит. Я справлюсь и без твоей помощи.
Достав кинжал и закрепив его на поясе, я надеваю на ноги чеботы вместо лаптей и продолжаю говорить:
– Я пойду один. Они забрали мою сестру, но совсем недавно, надеюсь, я смогу найти их по следам. Если пойду, завтра или хотя бы подожду пару часов, потеряю их.
– Давай хотя бы мужиков соберём.
Я издаю лёгкий смех.
– Посмотри на них. В их глазах страх ещё сильнее, чем на вече. Они не пойдут со мной ни за что на свете.
Порывшись в ящиках, между верёвкой и подковами я нахожу два пригодным факела, и выхожу.
– Тогда я пойду с тобой, – говорит Добромысл, как только я вышел, преграждая мне путь.
Я качаю головой.
– У тебя жена, сын, да и второй на подходе. Нет, жизнь лучшего друга я не собираюсь подвергать опасности. А мне терять нечего.
– Да ты из ума выжил. Хочешь пойти в лес один, неизвестно за кем? Да ещё собираешься при этом уцелеть и спасти свою сестру! – Добромысл качает головой. – Нет, одного не отпущу.
Я печально улыбаюсь и говорю ему:
– Добромысл, прости меня.
– За… – не успевает спросить он.
Я ударяю его обухом чекана по голове, и он падает на траву, потеряв сознание.
– За это, – отвечаю я. – Ты никогда не умел уходить от удара исподтишка.
После этих слов я бегом направляюсь в лес за своей сестрой.
Глава пятая
«Кровь, кровь, где кровь?», – всё время повторяется у меня в голове.
Бегу я лишь по, едва находимым, освещаемым лунным светом кровавым следам, оставленными этими
