истинный, но куда там… Его дочь была непокорной и очень при том обаятельной, так что его сердце смягчалось, к тому же отговорка у Кэролайн была всегда одна и та же, весьма убедительная: крестная говорит с ней о религии и правильном поведении, и она, Кэролайн, все уже знает сама, и не надо ее все время воспитывать… Но с утра и до поздней ночи она готова была рассказывать о поклонниках, которые повергали свои сердца к ее изящным стопам, сочиняли пылкие оды, воспевающие нежные линии ее дивных бровей и длину пушистых ресниц и возглашали в ее честь пространные тосты во всех ресторанах на всем протяжении Сент-Джеймс-стрит…
Но в семнадцать лет Кэролайн, как и следовало того ожидать, влюбилась. Можно сказать, потеряла голову… Вот тогда Орелия стала ей просто необходима: Кэролайн постоянно хотелось говорить и говорить о своих чувствах, сердечных волнениях и планах на будущее, а Орелия была счастлива от того, что ей поверяют сердечные тайны – это так неописуемо восхитительно, так притягательно! Между ними было три года разницы, но иногда четырнадцатилетней Орелии казалось, что она старше Кэролайн: та была такой порывистой, безответственной, так легко впадала в экстаз, так бурно переживала волнение минуты, что у нее никогда не хватало времени поразмыслить над своими поступками. Она сначала действовала, потом думала.
– Кэролайн, ну пожалуйста, не делай этого! – иногда умоляла ее Орелия, но в ответ слышала всегда одно:
– А почему нет? Для чего я живу на свете? Вот это и есть жизнь… Я хочу наслаждаться каждым ее мгновением, Орелия! Так легко что-нибудь упустить, а я, будь уверена, ничего не желаю упускать!
И Кэролайн в самом деле не упускала ни единой возможности. Бесконечно своенравная, она вышла замуж за дальнего родственника, тоже Стэниона, мота, игрока, никчемного, ничтожного красавца, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Как было известно Орелии, этот шаг был продиктован разочарованием в первой любви. Это был жест отчаяния – таким образом Кэролайн хотела уберечь себя от боли, от уязвленного самолюбия. Она притворилась, что не испытывает никаких сердечных мук, что не тоскует по любимому человеку, который покинул ее, потому что любил. После смерти отца он унаследовал только множество долгов и обедневшее поместье, и ничто впереди ему не светило.
«Да, я лорд Фарингэм, – с горечью говорил он, – дворянин с дырявой крышей над головой и пустыми карманами! А в таких обстоятельствах чего же стоит мое сердце?»
Кэролайн разразилась потоком слез в ответ на сбивчивые, бессвязные речи этого человека. А ведь он обожал ее с самого ее детства!
А на следующее утро он исчез. «Любимая, я сделаю себе состояние, – гласило его письмо. – Дождись меня – я тебя люблю, я люблю тебя…»
Кэролайн, однако, ждать не захотела. Она бросила вызов несчастливой любви, отвергла собственное чувство и позволила молодому, но опытному искусителю совлечь себя с пути
