я.
– Ты умеешь поднять дух, – засмеялся Жюльен.
Он затушил сигарету в тяжелой стеклянной пепельнице, что стояла на столике рядом с диваном, и вскочил. Некоторое время Жюльен носился по залу, словно тигр по клетке, и кружил вокруг стендов, разглядывая освещенные лампами картины большого формата.
– Ну что ж, неплохо, – поджав губы, наконец произнес он. Потом отошел на два шага назад. – Хотя места здесь маловато. Могло бы смотреться лучше. – Он театрально развел руками. – Искусству нужен простор!
Я глотнул красного вина и откинулся на спинку дивана:
– Хорошо, в следующий раз мы арендуем зал в Центре Помпиду.
Мне вспомнилось, как несколько месяцев назад Жюльен впервые появился в моей галерее. Это были последние выходные перед Рождеством. Париж стоял в торжественном серебряном убранстве. В музеях исчезли очереди, потому что все до одного вышли на охоту за подарками. И на моих дверях то и дело звонил колокольчик. Тогда я продал три довольно дорогие картины, причем даже не постоянным клиентам. Очевидно, предстоящие праздники пробудили в парижанах любовь к живописи.
Я уже собирался закрываться, когда за дверью «Южной галереи» – так я назвал свой маленький храм искусства на улице Сены – вдруг появился Жюльен.
Не сказать, чтобы я очень ему обрадовался. По правде говоря, ничто так не портит настроение галериста, как внезапно появившийся пачкун с папкой в руках. Каждый из них, за редким (редчайшим!) исключением, считает себя по меньшей мере вторым Люсьеном Фрейдом[2]. В общем, если бы не Сезанн, я вообще не стал бы разговаривать с этим молодым человеком в надвинутой на лоб шапке, на которого теперь возлагаю большие надежды.
Сезанн, как уже было сказано, – это моя собака, не в меру энергичный далматинец трех лет от роду. Нетрудно догадаться, что я назвал ее в честь любимого французского художника, пионера современного искусства. Я считаю Сезанна непревзойденным пейзажистом и был бы счастлив иметь в коллекции хотя бы одну из его работ, пусть самую незначительную.
Итак, я уже собирался выставить Жюльена за дверь, как вдруг из задней комнаты, скользя лапами по паркету, выскочил Сезанн. Он набросился на молодого человека и, радостно повизгивая, принялся лизать ему руки.
– Сезанн, назад! – закричал я.
Однако мой пес, как всегда впрочем, не слушался меня. К сожалению, он очень плохо воспитан.
Вероятно, именно смущение, вызванное бесцеремонным поведением собаки, и заставило меня принять незваного гостя.
– Я начинал в пригородах, с граффити, – усмехнулся он. – Это было здорово. Мы выходили ночью и распыляли краски. На автодорожных мостах, заброшенных фабриках, школах. Однажды даже обработали поезд. Но не волнуйтесь, с собой у меня только холсты.
«Милый мой, вот только тебя мне и не хватало», – подумал я, со вздохом открывая папку. Разобрал целую кучу его эскизов, набросков граффити и фотографий его работ. К моему сожалению, это было совсем не плохо.
– Ну
