– Марлен Дитрих. Двадцатые – Шанель. Первая мировая и до нее – совместные прогулки мужчин и дам на велосипедах. В глазах монокли, папиросы в длинных мундштуках. Европа была более продвинутой, чем Америка. Похоже, Скарлетт О’Хара ни до, ни после гражданской войны не могла носить мужской костюм. И в этом смысле спартаковский шарф будет выглядеть на сцене правильнее. Уж если он символ – то получается более реальный, чем просто брюки и пиджак. И что же, я должен согласиться с этим типом?
Опять телефон. Я и забыл, что Алла молчит уже довольно долго.
– Что, Алла?
– Ты в самом деле приедешь только на репетицию? Но мне так нужно с тобой поговорить. Борис сегодня обещал принести эскизы костюмов…
– Как раз это я сейчас и изучаю. Алла, пойди перекуси где-нибудь без меня. Я правда занят.
– Но, может, мы хотя бы вечером пообедаем? У меня сегодня один из немногих свободных вечеров…
– Я перезвоню.
Я отключился и тут же набрал номер телефона Нины.
– Вы… Как самочувствие? – Я пока не понимал, как мне удобнее к ней обращаться.
Голос у Нины был нисколько не больной.
– Я сейчас на рынке, – сказала она. – Хочу соорудить тебе к вечеру потрясающий ужин.
– Но… – Этого я уж никак не ожидал. – А как же давление?
Она засмеялась.
– Я знаю, что непорядочно обманывать начальство и коллег, но сегодня воспользовалась этим в первый раз в жизни. Хочу тебя угостить. Ты ведь никогда не был у меня дома, хотя я тебя однажды приглашала. Ты, по-моему, тогда испугался. – Она опять засмеялась. – Но ты этого, конечно, не помнишь. Ты был тогда маленьким.
Я помнил. Это действительно было давно, курсе на третьем.
У Нины всегда было немного иронически-удивленное выражение лица, как будто она всю жизнь не переставала поражаться, что находятся еще, как она говорит, «полезные ископаемые», способные читать книги. Ископаемые – это понятно, говорила она, только неизвестно – действительно ли полезные? Меня она тоже относила к «полезным». Она вообще всему придавала свою индивидуальную окраску. Казалось бы, вся ее функция как работника – найти и принести нужную книгу. Ан нет, выдавая том, одним взглядом или ухмылкой, или каким-нибудь простым замечанием она давала понять, как относится к данной литературе. Знания у нее самой были энциклопедические. Раньше она значила для меня больше, чем Википедия сейчас, потому что студентом я только впитывал факты, а осмыслить их еще не мог. Для осмысливания нужен опыт, которого у меня, восемнадцатилетнего, еще не имелось. А Нина могла иногда с помощью одного вопроса или даже взгляда заставить меня задуматься. И еще она была тогда единственным человеком, который меня в Москве почему-то жалел. Я это чувствовал, и мне это совершенно не нравилось, и даже было как-то стыдно. В ее отношении ко мне чувствовалось уважительное снисхождение человека к муравью – за то, что муравей – маленький трудяга – все тащит и тащит свою ношу. Иногда в ее взгляде я читал сожаление.
