чаще, чем удачи.
И еще это нужно было потому, что деньги на еду моя мама еще могла бы заработать, а вот на съем квартиры – уже нет. И я тогда решил, что должен доучиться хотя бы ради нее и должен сам зарабатывать. Сложил свою сумку, и мама проводила меня на автобус. Я опоздал тогда на учебу на три дня, за что мне немилосердно досталось в деканате. И было это, я мысленно подсчитал, девять лет назад, именно четвертого сентября.
Я вытащил третью книгу – вторая не принесла мне пользы. Даже мысль о том, чтобы позволить этому рафинированному выскочке навязать мне свое видение спектакля, казалась отвратительной. Я должен поставить спектакль в классическом понимании. Другое дело, что никто не может, как говорили раньше, «ограничить полет мысли художника». Изменить трактовку самого образа, а не ошарашить зрителя голыми попами или пресловутыми презервативами. Пускай даже с политической окраской. В опере идет речь о войне между Южными и Северными штатами Америки. При чем тут наша политика? Естественная и общепринятая трактовка – борьба между экономически развитым Севером и отсталым рабовладельческим Югом. На фоне этого – судьбы героев. Две пары – двое мужчин и две женщины. И явное противопоставление – аристократы и дельцы. Естественно, что напрашиваются аналогии с нашим временем. Но только у нас-то – кто сейчас аристократы? А что касается дельцов… Только человеку с ограниченным примитивным воображением может прийти в голову мысль представить Скарлетт современной бизнес-леди. Она ведь не была владелицей строительной компании или сети магазинов. Скарлетт – всего лишь несчастная кокетка, сшившая себе платье из зеленых штор и готовая продать себя ради возможности выплатить налог за имение, чтобы не сдохнуть с голоду – самой, трем оставшимся на ее попечении неграм, двум детям и курице-подруге.
Вот эту курицу-подругу по имени Мелани и должна петь Алла. У Аллы замечательный голос. Даже странно, как она при ее небольшом уме может так мастерски владеть голосом. Ее тембр идеально подходит для партии Мелани. Но если исполнять Мелани как чистого, незамутненного ангела… Нет, слишком просто, таких людей и не бывает в жизни. Из этой роли можно извлечь многое… Я открыл ноутбук – мне, пожалуй, единственному во всем зале дозволялось проносить его сюда из раздевалки. Я включил без звука старый фильм. Смотрел его сотню раз, знаю каждый эпизод, каждый жест актеров. Дэвид Селзник, 1939 год. Преддверие новой ужасной войны. Девушки в роскошных платьях – юбки, как перевернутые чайные чашки, волнительно колышутся при каждом шаге. Может быть, тогда этот фильм был хорош. Теперь он меня не устраивает.
Алла просила у меня роль Скарлетт, как я подозреваю, именно из-за знаменитого пробега вниз со второго этажа по широкой лестнице. Самая эффектная сцена из всего фильма.
Я тогда сказал:
– Алла, не переживай. На нашей сцене лестницы не будет.
Она расстроилась.
– Почему?
Конечно, это же так красиво – сбегать вниз, в вестибюль, в роскошном
