Ваня, чудо, что самому худо, – приговаривает. – Вот, смотри.
И вынимает на свет толстый фолиант в кожаном окладе; листы – скукоженные, как сморчки.
– С виду – обыкновенная книга, – рассматривает Иван. – Таких у моих родителей в библиотеке целый шкап и ещё одна косая полочка.
– Таких да не таких, – гнездится во мху Горшеня, – я ж говорю тебе: это чудесная книга. Не помню, Ваня, как зовут-то её… «Пролежни», что ли.
– Интересная?
– Нет, Ваня, совершенно не интересная. Просто так – удивительная, не боле.
– Что же в ней тогда удивительного, если она не интересная? – не понимает Иван.
Горшеня поудобнее на хвойном ложе обустроился, ноги выпятил, сидор под бок подтянул и, сладко позёвывая, поясняет:
– Её один учёный кот написал.
Иван не поверил, далее листает – картинки ищет. А картинок-то и нет, лишь иногда таблички встречаются и хитрые многоэтажные формулы.
– Точно кот, – уверяет Горшеня. – Только чудность сей книги не в том, Ваня, заключается, что её кот написал, а в другом совсем. Это ведь книга не простая, а снотворная: кто её читать станет, тотчас уснёт крепко-накрепко!
– Да ну тебя, – возмущается Иван. – Брешешь! Как это – кот написал?
– Ну как! Технически как – не знаю, Ваня; может, диктовал специальному кошачьему писарю, а скорее всего сам лапой нацарапал. Я думаю, жил он у какого-нибудь прохфессора или при монастырских переписчиках, наслушался всякой научности и сам в писатели подался. Только книга, Ваня, скучная вышла. Кот – он и есть кот! Коту бы сказки рассказывать да колыбельные напевать, а не за трахтаты учёные браться. Потому как суть кошачьей речи есть одно мурлыканье, из любой хвилософии у него баю-баю получается. Да ты попробуй хотя бы название прочитай – сразу почувствуешь, какая книга чудодейственная!
Иван книгу ещё полистал, понюхал, вернулся к обложке.
– Так, – читает. – Пролего… Проле… гомены естественно вытекающих процессов… – зевает уже, – процессов осознания индиви… диви… дуальностей индивидуумов, а также… а также их классификация в виде тезисов и таблиц… написано учёным котом-архивариусом Лукой Мурычем Лукаму… – зевает уже вовсю, – Лукаморовым… в лето от Рождества… от Рождест… ва-а-а-а…
Прилёг Иван, недочитал чуток заглавие. Притулился к комельку и заснул молодецким здоровым сном в два прихрапа на три присвиста.
– Вот я и говорю, – подзёвывает товарищу Горшеня, – только баю-баю и выходит. Удивительная книга-а-а…
Руку протянул Горшеня, фолиант из-под Ивана выпростал, засунул себе под голову. Потом ноги коромыслом раскинул, лицо вверх задрал – вроде безо всяких удобств устроился, а удобней не бывает! И запустили дорожные знакомцы на всю поляну хор имени Свистуна Сопеича Храповицкого.
8. Верхом на сером волке
Поскольку легли рано, то и проснулись соответственно – с первыми
