посочувствовала она. – Экспедиция Шпаро есть. Вот – до мыса Челюскин полетят. А остальные…Так, должно быть, вам в общежитие надо! – сообразила она. – Здесь только которые по спискам. А туда всех подешевле селят.
Впрочем, удостоверение кинооператора подействовало безотказно: на Галаджева и Виталину выделили по койке в двухместных номерах – мужском и женском.
А когда Саша пустил в ход особый аргумент – буклет с актёрами Мосфильма, – в загашнике обнаружился одноместный номер. Виталина встревожилась.
– Забирай себе, – не споря, отдал Саша. – Мне все равно по делам бегать. Придется пропавшую экспедицию разыскивать.
Обрадованная Виталина подхватила сумку:
– А я в волейбол пока поиграю. Старые кости разомну.
Дурёха разудало подмигнула потрёпанной администраторше. И та, помрачневшая, отвела глаза, пожалев о напрасно отданном резерве.
Галаджев наскоро помылся под прохладным душем, натянул свежую рубашку.
Уложился он в какие-то двадцать минут. Но когда вышел из гостиницы, Виталина уже варилась в волейбольной гуще, – в раздельном купальничке она распоряжалась своей мужской командой. Все мячи летели в неё, и она азартно принимала, подпрыгивая. При каждом прыжке полные груди аппетитно колыхались.
На пустовавшей прежде судейской вышке разместился бритоголовый мужчина с раскрасневшимся под полярным солнцем лицом. На вышку он забрался, должно быть, судить. Но, засмотревшись на прыжки Виталины, то и дело забывал объявить счёт.
Посёлок Тикси казался вымершим. Как всякий арктический посёлок, разнообразием архитектуры не баловал.
По центру, как положено, заасфальтированный «пятачок» с традиционным Лениным перед зданием советско-партийных органов и выцветшим плакатом на фасаде – «Никто не забыт, ничто не забыто. 1941–1945», за ним – Управление флотом Тиксинского морского порта – градообразующее сердце всего посёлка.
Далее Галаджев, справляясь у редких прохожих, свернул на улицу Севморпути.
Идти пришлось вдоль двухэтажных домов: ядовито – жёлтых и ярко-синих, – стоящих на подзатопленных сваях. Как успел узнать Саша, в яркие цвета дома красят, чтобы зимой, в пургу, легче было различить собственный дом. А для верности, и верёвки меж ними протягивают. Впрочем, красили, похоже, давным-давно, потому что штукатурка слезала по стенам хлопьями, будто старая змеиная кожа. Зато перед домами чья-то истомившаяся по красоте рука посадила низкорослые ивовые кустарнички вперемежку с жёлтым мытником.
А вот за следующим поворотом следов человеческой заботы не оказалось вовсе. У покосившихся заборов были навалены кучи слежалого мусора и грязно-серые ломти льда. Лёд в летней Арктике тает со скоростью три сантиметра в сутки и растаять полностью до морозов не успевает.
Исчезла и улица. То есть градостроительные границы её, обозначенные столбами, сохранялись. Но идти приходилось по самой серёдке, балансируя по дорожке из перевёрнутых ящиков, кирпичей и досок. Причудливую
