Так он обрел первого хозяина: бойкого мальчугана, расстреливавшего свои игрушки резиновыми снарядами из пушки. Это повторялось изо дня в день. Игрушки, сколько их ни было у мальчугана, хоть и роптали, но покорствовали жестокостям повелителя. Месяца четыре прошло, прежде чем Индейцу удалось подговорить группу игрушек бежать: он был самым высоким и крепким среди собратьев, и потому его уважали. Но странное дело, едва нестройная группа выбралась на улицу, многие испугались открывшегося им мира и тотчас вернулись назад. А после ночевки на природе он и вовсе остался один. Но и не думал возвращаться. Отправился искать нового хозяина.
Каждая игрушка должна иметь хозяина, иначе теряется ее смысл. И это такое же незыблемое правило, как и то, что она должна быть живой. Сейчас мало кто помнит об этом. Даже те, кто создает игрушки – на громадных предприятиях, в дизайнерских студиях, на заказ для себя или своих детей, – думают, что лишь вычерчивают эскиз модели, а затем собирают все воедино. Но когда действо заканчивается, в последний момент из колодца души, – пусть мелкой, пусть заложенной и перезаложенной, – отдается малая толика самости. Чтобы игрушка могла жить и помнила, что для нее человек не просто конструктор, но прежде всего – Создатель. И как всякий человек, пускай и бессознательно, пусть и отрицанием верит во всевышнее существо, так игрушка верует в человека, жаждет внимания его и не может обрести покой иначе, нежели в руке хозяина, каким бы он ни был, как бы ни обращался с ней.
Потому и Индеец отправился навстречу неизвестности, и скоро его нашли. Новый хозяин, не в пример прежнему, заботился о нем, относился бережно, но был рассеян, и часто забывал – то под дождем, то в зубах любимого щенка. А позже и вовсе передарил младшему брату, пожелавшему иметь такую игрушку. Братик был слишком мал, чтобы понимать, как играть с Оджибуэем, он лишь хотел то, что есть у старшего, и получив пластикового человечка, быстро разочаровался в нем. Тогда Индейца отдали бедным родственникам, где он долго служил яблоком раздора в вечной войне двух близнецов за всякую вещь, которая не могла быть поделена меж ними.
Он снова решил бежать, на сей раз один. А покинув шумное, неуютное жилище внезапно осознал, что не хочет больше искать хозяина. Что-то переменилось в нем. Что-то очень важное.
До самого рассвета он стоял под окнами, пытаясь понять перемену. И лишь когда солнце поднялось над плоскими вершинами домов, пошел прочь, а потом, спохватившись, что его увидят, бежал из города.
Его часто находили, и тогда он снова обретал хозяина. На день, или несколько, а после сбегал – желание свободы оказывалось сильнее. Он научился жить сам по себе, летом бродя по холмам и долам, и лишь промозглой осенью возвращаясь, чтобы весной отправиться в новый путь. Лишь изредка его посещала тоска по хозяину, желание принадлежать кому-то, а значит приносить пользу – он надеялся, что со временем это выветрится, как прежде исчез страх остаться одному. Но тоска, особенно зимой, когда дни становились короче, время от времени напоминала о себе. И чем дольше бродил
