искусственное дыхание делать… как учили.
– Ну и как это?
– Рот в рот… кажется.
– Ну что стоите-то? Надо же что-то делать!.. – Срыбный, точно параноик с приступом диареи, запрыгал на месте, потрясая воздух растопыренными ладонями.
– Надо посмотреть… зеркальце бы… Может, живой? – Ванька Корякин первым приходил в себя. Он подошел и наклонился к лежащему навзничь Шкалику, попытался заглянуть ему в лицо. Срыбный подошёл следом. Вдвоём они осторожно приподняли тело, не решаясь перевернуть его. Остальные сгрудились вокруг.
– Парни, надо нести его на дорогу! Может, кто поедет… – предложил Омельчук.
Из темноты вбежала женщина, в начале смены объяснявшая студентам технологический процесс. Она, как сумасшедшая, трясла головой и тихо бормотала: «…ой, убило, убило, ой-ёй, убило человека… ой, боже ты мой…».
Внезапно в слабо-фиолетовом свете цеха разлился ярко-розовый оттенок извне, а может быть, голубовато-бирюзовый отсвет лунного неба смешался со светом фар въехавшего на территорию лесовоза, а может быть, произошло что-то еще невероятно роковое, окрасившее растерянную группу людей бледным хвойно-зелёным колоритом. Был ли это минутный массовый психоз, космическое явление или иное, необъяснимое и даже не принятое всерьёз, а только что-то произошло. Не Вирус ли зелененький разлился в драматической атмосфере? Под стрехой снова объявился давешний голубь, «вестник богов», затмивший небесный проём и дружелюбно загулькавший свою голубиную песню.
– Братцы!.. Там машина…, – судорожно выговорил Омельчук и первым кинулся на улицу. Остальные, не раздумывая, устремились за ним. Над Шкаликом осталась стонущая или скулящая женщина. Она словно ничего не замечала и не чувствовала, кроме чужой беды и боли…
Баир Цывкин недоумевал и негодовал перед ажиотажной группой студентов, выкрикивающих всяческую «пургу», пока из темноты, как с того света, на него не вышла чернявенькая приёмщица Анечка. «Человека, кажется, убило…», – тихо сказала она Баирке. И Цывкин мгновенно всё понял.
Он круто развернул лесовоз, едва не захлестнув хлыстами и студентов, и Анечку, бросил машину и побежал в цех. Совсем бесцеремонно схватил Шкалика на руки и бегом устремился обратно…
На трассе Цывкин гнал так, как никогда не ездил с лесом. Анечка тихо стонала, придерживая голову Шкалика на своих руках. Волжанин, примостившийся рядом, пытался объяснить дорогу до травмопункта.
– Ты, парень… как тебя?.. Возьми водку в бардачке… Нашел?.. Там она! Открой и потри виски… Да не мне! Ему…, – Цывкин всматривался в несущуюся навстречу ночь. – Еще губы смочи… Ну чего ты пальцем?.. Плесни на губы!
Внезапно Шкалик закашлялся и зашевелился. «Жи-фой!» – с каким-то идиотским акцентом выкрикнул Важенин.
– А как же! – весело подтвердил Цывкин. – Водка свое дело знает. Ничего, сынок, жить будешь, – с азартом говорил Цывкин, не подозревая о точности сказанного слова.
В травмопункт Цывкин внес Шкалика с осторожностью
