работа, тебя уважают, в этом я не раз убеждалась, наблюдая тебя в храме. Когда-нибудь ты порадуешь меня и женишься на хорошей девушке.
Мама опустила голову, чтобы Венедикт не приметил набухшие на глазах капельки слёз.
– Главное, знай, я всегда с тобой. Хоть немного от меня теперь помощи, но…
– Мама, да ты у меня!.. – Венедикт обнял мать так же крепко, как она обнимала его в детстве.
Он помнил её объятья – жаркие любящие клети. Как хорошо было высчитывать минутки, наблюдая поверх маминых рук за секундной стрелкой на часах. Вот непоседа вскарабкалась вверх и подбежала к цифре «12». Мама, мамочка, держи меня ещё! Но вот захват слабеет, и клеть разваливается. «Мама, зачем ты меня так рано отпустила!» – щебечет маленький Венечка, раздумывая, заплакать ему или улыбнуться.
И теперь он, держа мать, краем глаза увидел те самые часы и ту самую секундную стрелку. Она подбиралась к цифре «12», как тридцать с лишним лет назад!..
«Пора», – усмехнулся Венедикт и расцепил руки, недодержав мать в объятьях до полной минуты секунд десять. Женщина будто прочитала мысли сына и, улыбнувшись, сказала:
– Зачем же ты меня так рано отпустил?
6. Армейская школа жизни
Несмотря на всю схоластику армейского времяпровождения, служба не прошла даром для Венедикта. До деталей разработанное противостояние отдельно взятой личности и общей системы подавления (основы армейского распорядка) в течение двух долгих лет вразумляло Венедикта особым образом.
Подобно обратному току в электротехнике, особенностью армейского воспитания является – никогда не догадаетесь! – обучение человека эффективному поведению в экстремальных условиях цейтнота. Ежедневная практика выживания учит принимать наилучшее решение в самых провальных ситуациях. Этакий бытовой армейский блицкриг. Должностные и личные отношения с младшими и старшими командирами, со старослужащими, алчными до человеческого позора, с соратниками по призыву, пугливыми на окрик командира, учат солдатика отстаивать право на продолжение жизни, какой бы стороной ни повернулась к нему служба.
Несмотря на двухгодичную сутолоку и моральные «кривотолки» армейских дней, Венедикт задолго до возвращения домой задумал во что бы то ни стало продолжить учёбу в институте.
Тихо вдвоём с мамой отпраздновав долгожданный дембель, на утро следующего дня Веня оделся по форме и отправился в институт. «Хочу учиться!» – отрапортовал он декану профильного факультета.
– А раньше о чём думали, молодой человек? – декан не был настроен на служебные поблажки.
– Дураком был, ваше высокопревосходительство, – гаркнул Веня (фолит, опять фолит этот житейский выскочка!).
– Вот, значит, как, – замер декан (как тот физик на приёмном экзамене), – и чем же вы подтвердите серьёзность ваших намерений?
– Прошу мне верить, – ответил Венедикт, – других подтверждений не имею.
Декан уступил напору Венедикта и восстановил его в праве учиться
