на всю жизнь запомнил слова бабушки Агафьи. Всю свою дальнейшую жизнь был честным, смелым, всегда боролся за правду. Но это было потом, а сейчас он обхватил обеими ручонками за шею самую родную бабушку Агафью, прижался к ней всем своим худеньким тельцем и задышал спокойно, ровно. Бабушка обняла его своими натруженными, сморщенными руками, прижала к груди, и глаза затянуло туманом.
И в который раз острой болью в сердце отозвалось воспоминание об Ульяне и Иосифе. Им было бы сейчас по тридцать с небольшим. «Будь ты проклята, эта новая власть, – думала Агафья, и слезы текли по её щекам. – Что сделали мои дети плохого? Трудились день и ночь».
Она гладила Феденьку по спине руками, а он вдруг притих на груди, и Агафья поняла: внук уснул, положив свою головку ей на плечо. Она осторожно отнесла его на лежанку, накрыла стеганым одеялом, а сама вышла во двор посмотреть: не затекла ли вода в погреб.
Возле погреба уже возились старшие внуки с мужем старшей дочери Алексеем. Они отвозили на санках подальше от погреба мокрый снег, проделали обходной ручеек. После неожиданного отъезда Данилы из села, старшая дочь Марья долго уговаривала мать поселиться с племянниками в их доме, но Агафья так и не согласилась, все надеялась, что рано или поздно, но Данила вернется в родное село.
***
Мать не была обижена вниманием детей: Марья с дочками наведывалась каждый день, Данила приезжал каждый месяц, привозил гостинцы, одежду, обувь для племянников. А бывало, приезжал и несколько раз в месяц. «Несчастная моя кровиночка, не оставишь после себя и следа», – часто горевала Агафья о самом младшем сыне, о не сложившейся его личной жизни. Старая женщина была уверена, что самое главное в жизни человека – это семья, дети. «Немало хватила я горя за свою жизнь», – все чаще в последнее время размышляла Агафья, как бы подводя итог прожитому, – но у меня есть продолжение – мои внуки, Бог даст, скоро и правнуков дождусь. Вон, у Марьи с Алексеем дочери на выданье. А Данила – точное мое отражение. Господи, вразуми ты его». Все свои мысли мать направляла на Данилу.
После таких размышлений Агафья долго потом не могла уснуть. Сомкнув же ненадолго глаза, видела тревожные сны, просыпалась в страхе за сына. А после последнего приезда Данилы она совсем потеряла покой: у сына было оружие. «Значит, неспокойная жизнь в городе, – с тревогой думала Агафья. – И где же те хорошие времена, о которых так часто говорил Данила? Долго же они шагают до наших краев».
А до села все чаще доходили слухи, что вот-вот начнут объединять личные хозяйства в колхозы. Желания спрашивать ни у кого не будут. Такие слухи пугали крестьян-работяг, опускались руки. «Значит, мы трудимся до седьмого пота, расширяем запашку, разводим скот, и нас объединят с лентяями, которые побросали свои участки и нанялись в работники, чтобы как-то прокормиться», – возмущались крестьяне, не дожидаясь объединения. «Не может такого быть, – в конце концов, успокаивали друг друга. – Сколько уже
