Он выглядит так, словно только что пролетел сквозь бурю, его крылышки порваны по краям. Потрепанный мотылек.
Мотылек, заглянувший в лицо смерти, пролетевший по краю гибели.
Мое сердце уходит в пятки, и я начинаю моргать, сомневаясь в том, что вижу. Это лишь очередной фокус из тех, на которые так богат этот лес.
Но я знаю, что это: видела рисунки таких мотыльков прежде. И одного, когда он бился в наше окно в тот момент, когда умирающая в своей спальне бабушка закашлялась, комкая руками простыни, а затем у нее горлом пошла кровь.
Костяной мотылек.
Жуткий пришелец. Вестник дурных предзнаменований, чье появление никогда не следует игнорировать. Или предвестник смерти.
Я вновь прикасаюсь к своему тяжелому кольцу с лунным камнем.
Вся моя отвага, вся бабушкина смелость, пульсирующие во мне, исчезают. Я крепко зажмуриваюсь, затем осторожно открываю глаза. Но мотылек по-прежнему здесь. Порхает зигзагами между деревьев.
– Нас не должно быть здесь, – шепчу я Фину. Нужно бежать.
Я снимаю руку с головы Фина и чувствую, как гулко бьется под ребрами мое сердце. Оглядываюсь через плечо на узкую тропинку, по которой мы пришли сюда. «Беги, беги, беги», – кричит мое сердце. Я осторожно, беззвучно отступаю на шаг от мотылька. Но он делает круг у меня над головой и исчезает среди деревьев – словно по чьему-то зову. Возвращается назад во тьму.
Я облегченно вздыхаю, мое сердце возвращается на свое обычное место, но тут Фин бросается вперед и, перемахнув через поваленный ствол, исчезает в кустах, преследуя мотылька.
– Нет! – кричу я. Кричу слишком громко, мой голос эхом проносится в заснеженных вершинах деревьев. Но Фин не останавливается. Он продирается сквозь густой подлесок и пропадает в темноте.
Проклятье, проклятье, проклятье.
Если бы Фин погнался за каким-нибудь другим, не костяным мотыльком или волком, я не стала бы его удерживать. Побегает в заснеженных горах денек-другой и вернется домой.
Но костяной мотылек – дело другое, он означает что-то жестокое, злобное, плохое. Поэтому я бросаюсь вслед за Фином.
Погоня заводит меня в самую глухую часть леса – мимо растущих под странными углами деревьев, вниз по крутому склону, где мои сапоги то и дело скользят, и мне приходится хвататься за древесные стволы, чтобы удерживать равновесие, где каждый мой шаг по промерзшей земле отдается гулким громом. Я произвожу слишком много шума. Слишком громко себя веду. Лес проснется, я это понимаю. Но не замедляю свой бег. Не останавливаюсь.
Фина я теряю из вида, когда он исчезает за двумя поваленными деревьями.
– Фин, ко мне! – чувствуя колющую боль в сердце, зову я, стараясь звучать как можно тише. На глаза наворачиваются слезы, затуманивая взгляд. Меня начинает охватывать паника, я хочу кричать, звать Фина, но сдерживаюсь. Ни в коем случае нельзя разбудить лес: если это случится, ни мне, ни Фину отсюда уже не
