отмахнулась от него, встала и принялась нервно мерить шагами комнату.
– Я, конечно, едва ли могу рассчитывать, что ты станешь хранить мне верность.
«Так вот оно что!» – подумал Ли и сразу понял, что связи конец. Слова он подбирал очень тщательно.
– Н-ну, не знаю. У тебя есть полное право ожидать, что я останусь тебе верен, но верен я в действительности или нет – это совсем другие пироги с котятами, правда?
Она так бурно металась из угла в угол, что ему стало за нее неудобно: ее поведение в данных обстоятельствах представлялось эмоционально чрезмерным.
– Почему ты сам ничего мне не сказал?
– Не твое дело.
– Спасибо, – с иронией ответила она.
– Послушай, – сказал Ли. – Тебя какая-то муха укусила из-за того, что я бродяжку себе оттопырил.
– Тебя послушать, так ни за что не скажешь, что ты в университете учился.
Тут Ли решил куснуть побольнее.
– Ну вот – ты боишься, наверное, что я тебе мандавошек передам или какую-нибудь еще пакость?
Когда она пнула его босой ногой, он понял, что его анализ верен, и, растянувшись на полу, расхохотался.
– Ты что – сам мне про эту девчонку не мог рассказать?
– А я не из болтливых, – ответил Ли. Он снова присел по-восточному и мстительно обратил на нее всю обескураживающую силу ослепительной улыбки: ему никогда и в голову не приходило рассказывать ей об Эннабел, настолько незначительна для него была эта другая женщина. Пока нельзя сказать, правда, что и Эннабел стала для него что-то значить. Женщина резко прикурила, отвернувшись от него, точно брала себя в руки. Располагающая комната, много книг и газет. Ли прочел названия на паре корешков.
– Ты для меня никто, ты вещь. Объект. Когда я в первый раз с тобой переспала, это был acte gratuit[8]. Acte gratuit, – повторила она с некоторым раздражением, поскольку он, казалось, не понял. – Ты хоть понимаешь, что это значит?
Ли назло ничего не ответил.
– Все это было бессмысленно и абсурдно. Бессодержательное действие, но, с другой стороны, вообще все бессодержательно, будто не отбрасывает никакой тени, – кроме моих детей, а я не могу общаться с ними.
Она умолкла. Ли взглянул на нее из-под ресниц, отчасти жалея, отчасти в крайнем раздражении. Молчание затягивалось. Наконец он встал:
– Ладно, мне, пожалуй, пора двигать.
– Крыса ты, – сказала она. – Мерзкий крысеныш.
Ли хотелось только одного: как можно скорее покинуть этот дом, потому он готов был согласиться со всем, что бы она ни сказала. Он коротко кивнул:
– Ага, крысеныш. – И подчеркнул: – Рабоче-крестьянская крыса.
При этих словах она подскочила и заколотила по нему кулаками. Он перехватил ее запястья и один раз ударил. Женщина немедленно сникла и недоуменно поднесла пальцы
Милостыня, подаяние (
