ты… Сегодня же уезжай на Зеленый мыс! Забирай свой чемодан!
Мне искренно было жаль отца. Он меня очень любил. Я его – тоже. Кроме того, я знал, что у него всякие недомогания, особенно в области печени. Но причем печень, когда дело касается принципов? И я уехал на дачу.
Мать, сестры и братья радостно встретили меня. А особенно радовалась моя кормилица – грузинка Дзидза. Узнав, что я стал вегетарианцем и разобравшись в том, что это значит, она сначала расплакалась, а затем пошла на кухню просить повара отдельно готовить мне овощи, рисовые и картофельные котлеты.
Несколько дней прошло благополучно. Все было мирно и тихо. Но постепенно у меня с братьями и сестрами начались кое-какие расхождения. Со старшим братом я, правда, не поссорился. Когда я начинал убеждать его, что носить воротнички – глупая условность, а манжеты – тем более, – он спокойно говорил мне: «убирайся к черту», и все кончалось благополучно. Но с младшей из старших сестер дело вышло сложнее. Она любила развлекаться, наряжаться и ходить в гости к соседним дачникам.
– Ты опять в новом платье? – зловеще спрашивал я, видя, как она прихорашивается перед зеркалом.
– Да. А что? Нравится?
– Позор! Каждому философу ясно, что ты меняешь свое оперение для сексуального привлечения мужчин!
– Как ты сказал? Сексуального? – вспыхнув от негодования, восклицала сестра. – Ах ты, поганый мальчишка! Пошел вон!
– Мне не трудно уйти. Но оттого, что я уйду, ты не станешь нравственнее. Что это за декольте? А короткие рукава? Соблазнять собираешься? Развратница!
Придерживаясь подобных строгих моральных убеждений, я, естественно, презирал всех девчонок – гимназисток и институток, живших на Зеленом мысу, и старался с ними не встречаться, хотя какая-то тайная сила и влекла меня к ним. Нередко некоторые из них приходили к нам в гости со своими родителями, и мне в подобных случаях было как-то не по себе.
С одной стороны, видеть их и быть вблизи – очень приятно. Хотелось бы, чтобы они оставались как можно дольше. Но, с другой стороны, мои идеи подсказывали мне, что я не должен поддаваться подобному низменному ощущению, а наоборот, обязан давать ему решительный отпор.
Приходила, например, к нам институтка Катя, очень хорошенькая, приехавшая к своим родителям на каникулы из Петербурга. По правде сказать, она мне очень нравилась. Да и ко мне она, кажется, вначале тоже питала симпатию. Это я угадывал по дьявольски-коварному выражению ее глаз. Но опасность увлечения настолько пугала меня, что я дал себе слово разговаривать с Катей только на научные темы.
Однажды мы с нею сидели под магнолией на скамейке около нашей дачи. Она усиленно кокетничала, томно вздыхала. Я чувствовал, что сейчас может наступить роковой момент объяснения… И все мое мировоззрение рухнет. Поэтому нужно было собрать в себе все свои силы для сопротивления соблазну.
– Ну, скажите же мне что-нибудь очень-очень хорошее! – ласково произнесла вдруг она, приближая ко мне свое лицо. – Такое хорошее, о котором никто бы не знал в мире, кроме нас двоих!
– Хорошее? –
