капюшонами и зонтами.
– Видишь его где-нибудь? – Я съеживаюсь в куртке Джека, поднятый воротник которой защищает от нагоняемых ветром клочьев тумана. Передатчик у меня в ухе безмолвствует. – Перестань, Поппи. Сколько можно дуться!
Со времени случая с Джеком на горе минуло почти два месяца. Я не рассказала ей всего, что произошло после того, как я выключила передатчик, чтобы ей не пришлось из-за меня лгать. Я не обязана докладывать ей все до мельчайших подробностей только потому, что она мой куратор. Некоторые моменты жизни я хочу сохранить для себя одной.
Но Поппи моего мнения не разделяет.
В 1991 году, когда мы обе умерли, Поппи была на полтора года младше меня, и тогда эта разница в возрасте казалась непреодолимой пропастью. Ей до восемнадцати лет было еще расти и расти. В ту ночь Поппи, должно быть, увидела в палате Гею. Та сидела на стуле в изножье моей кровати, озаренная лучом света с парковки под окном, и с любопытством перелистывала мои стихотворные сборники в ожидании моей смерти. Все в больнице спали, а Поппи лишь притворилась спящей. Она отключила свой аппарат искусственного дыхания в ту самую секунду, когда моя земная жизнь оборвалась, решительно настроенная последовать за нами, будто ей больше не за кого было держаться, кроме меня.
Временами ее хватка становится слишком сильной.
– Ну перестань! – Я теснее прижимаюсь к кирпичной стене, сливаясь с отбрасываемыми навесом тенями. – Всего-то одна ночь – один паршивый фильм, черт возьми. Не знай я тебя как свои пять пальцев, решила бы, что ты ревнуешь.
– Вовсе я не ревную, – неохотно отзывается она.
Мимо со смехом проносится молодая пара, спасающаяся от дождя. Они так поглощены моментом, что не обращают внимания на низко нависающую прямо перед ними ветку. Я направляю мысленный приказ к корням дерева, поднимаюсь по стволу и наконец достигаю тяжелой ветви и приподнимаю ее ровно настолько, чтобы она не задела парочку. Они не замечают движения в темноте, а я ощущаю укол одиночества, наблюдая за слиянием их губ.
– Держу пари, что за десертом он сделает ей предложение, – произношу я достаточно громко, чтобы Поппи услышала. Не сомневаюсь, что она тоже заметила этих влюбленных.
Она тяжело вздыхает.
– А на десерт у них будет чизкейк с арахисовым маслом.
– Потом они поселятся вместе в квартирке в Джорджтауне.
– Нет, в большом доме в пригороде.
– И на Рождество она подарит ему щенка.
– Возьмет собаку из приюта, – уверяет Поппи.
– У них будет двое детей. – На этот раз вздыхаю я.
Мы начали играть в эту игру задолго до того, как стали теми, кем сейчас являемся. Помню наши отражения в окне больничной палаты: кислородные трубки Поппи и трубка моей капельницы опутывают нас, а по стеклу, к которому мы прижимаемся носами, глядя на людей на парковке, растекается облачко тумана. Было что-то обнадеживающее в том, чтобы предсказывать будущее
