бескрылом
Капли бьют по носу, разбиваются о язык, стекают по скулам. Я пью их, я голоден, я словно ребёнок глотаю холодную воду, дивясь ей безмерно. Дождь рождается в небе. В книгах написано – в тучах, но я им не верю. Слишком скучно, банально, избито. Намного приятнее думать, что это звёзды рыдают во тьме бесконечных пространств.
Чьё-то горе, возможно – горе разбитого сердца, но для нас – лишь дождь, оставляющий мокрые пятна на джинсах. Зонтик в руки, и дальше бежим, ведь приятнее верить газетам и книжкам умным, в которых учёные, которых и не видел никто, говорят сознательно: «Это лишь тучи».
С волос стекает вода, подбираясь к воротнику. Трясу головой словно пёс, губы облизываю, улыбаюсь чему-то неясному. Стою у дороги, рука вытянута, голосую вот уже час, но хоть бы одна тварь откликнулась. Нет, проезжают мимо, грязью окатывая. Рычат моторы озлобленно, водители сквозь стёкла скалятся, никому нет дела до меня мокрого. Никому нет дела до своей погибели…
Небо ночное беснуется, завывает ветрами зловещими. Но разве кто-то к нему прислушается? Разве кто-нибудь поднимет голову? Опускаю руку уставшую, и бреду вдоль дороги, что вдаль тянется. Чёрная тень безликая – вот кем видят меня автомобилисты чёртовы.
Фонари у обочин столпились. Смотрят глазами зоркими. Жёлтое око мигает, ему не терпится поскорее машину увидеть новую. А быть может фонари эти старые, эти палки железные, горбатые желают чего-то иного? Быть может любовь свою ищут?
Чем ближе подхожу я к городу, тем яснее вокруг становится. Больше света проникает сквозь слёзы проклятые, бесконечными потоками с небес на голову сыплющимися. А вот и первое здание, колонка бензином пропахшая. Тут же стоит не стесняясь, ноги стройные на показ выставляя, женщина особой профессии. Стоит, облокотившись на здание, курит нервно и несколько скованно. За спиной тряпками безжизненно крылья болтаются. Глаза блёклые. Ресницы тяжёлые. Тени золотые, румяна, ногти красные. Меж губ дым проскальзывает серым облаком. Вот и меня заметила, смотрит оценивающе. Крыльями дёргает – зазвать старается.
Дурно накрашенная барышня, с глубокими ямами нАсердце – неужели думаешь, что интересны мне твои прелести? Крылья твои иссушены. Неспособны и тебя поднять они, а меня – бескрылого демона, и подавно этим тряпкам не выдержать… Нет, придётся искать дурака другого. Того, кто готов будет тело терзать твоё, из собственной непонятной мне прихоти, и платить за это гроши бестолковые. Но не волнуйся. Уже скоро придёт за тобой мой дальний, но любимый родственник. Прижмёт к груди, укачает, споёт песенку, а после – унесёт в царство тёмное, где станешь ты ему прислуживать…
Что, не нравится? Не хочется? Или ты по иной причине кривишься? Ах да, ты разглядела, наконец, что в обноски одет я грязные. Что стекает вода с волос нестриженных. Что лицо моё, давно бритвы не видело. Крылья опустила, губами причмокнула, и вновь сигарету ко рту приставила. Никотин уже не пьянит, но тебе всё равно, просто хочется. Привычка дурная, ненужная, от которой и надо бы, но не выходит избавиться. Обещаешь себе, что с понедельника… с понедельника всё изменится. И ты права, ох права ты, деточка.
