в апреле та же история – не платят солдаткам, дочь Анны Степановны Татьяна каждый день ходит стоять в большой очереди, не смотря на то, что на дверях управы постоянно висит табличка, извещающая, что нет денег. Даже на ночь не снимают. А народ все равно надеется: вдруг сегодня деньги пришлют?
Сколько предстоит трат дальше – подумать страшно, главная – собрать Андрейку в школу к осени, сапожки купить, пальто пошить, букварь с тетрадками, рубашку и штаны новые справить. Да и у Кости рубаха изветшала, штаны в заплатах – после старшего донашивает, на внучатах все как горит, потому плата десять рублей за комнату с отдельным входом и керогазом – очень хорошая подмога семейству, заменяющая пособие, многие бы соседи согласились пустить даже и немца военнопленного за такие деньги, от того все же сдала старушка Киселева свою комнату, перейдя жить на другую половину к дочери и внукам на время, пока зять воюет на фронте с этими проклятыми германцами-австрийцами, в плену развеселыми дуралеями, заполонившими ныне Барнаул и все сибирские города говорливыми вороватыми толпами.
А сама всю прошлую ночь напролет глаз не сомкнула – думала правильно ли поступила, и со всех сторон выходило одно и тоже – нет, не правильно.
Нехорошо-то как, не по-людски получилось: зять на германском фронте кровь проливает, а теща, будь она неладна, на вражьи деньги польстилась, которые на содержание военнопленных тоже самое Временное правительство выплачивает по военному ведомству своевременно, в отличие от солдатских семей. На германца в плену столько же выделяют средств, сколько на русского солдата на фронте, а сколько на офицера платят, коли им позволено частные квартиры снимать в городе и свободно по трактирам да ресторанам расхаживать, пить – гулять, песни немецкие по улицам орать среди ночи? Квартальных надзирателей не стало – совсем порядка в городе нет. Одни комитеты кругом, комиссары, да митинги непрестанные гудят, словно пчелиные семьи делятся и роятся.
Для семейства Анны Степановны край, как деньги нынче потребны… Самое время корову в стадо на выпаса отпустить, мычит Зорька в стайке, на луга просится. Поросенка на лето надобно прикупить на вырост, а лучше двух, чтобы зимой мясо было, а на какие, позвольте спросить, деньги? Только квартирантские, получается, выручат, других нет.
Шептала старушка Киселева втихомолку, не вставая, дабы не обеспокоить дочь и внуков, успокоительные молитвы:
«Господи, помоги – дом спаси и сохрани, от злых людей защити и огради. Пусть на моем пороге у ослушников Божьих отнимутся руки и ноги. Аминь. Аминь. Аминь».
Поднялась как всегда ни свет ни заря – завести блинную опару, когда еще яркий месяц висел на небе, в руку шепнула давнюю поговорку своей матушки:
Месяц, ты, месяц
Золотые твои рожки,
