style="font-size:15px;"> – А жизнь-то налаживается, – говорит Боцман.
Но скоро все начинает меняться. Видимо, дальше 200—250 км обеспеченным москвичам ездить не хочется. И тут нам открывается зрелище уходящей Руси.
Деревенские дома, что стоят вдоль дороги, покосились и вросли в землю. У многих обвалились крыши, а сами они наклонились так, что, кажется, не в силах подняться. Они смотрят на нас выбитыми глазницами окон и открытыми дверями, сорванными с петель.
Телеантенны и тарелки в неестественных позах застыли так, как будто смотрят из-за угла на наш Мир. Тарелки просто ржавые. И нет никого… Ни единой живой души, ни движения занавесок, только в разбитых окнах их еле двигает воздух от проезжающих фур. Как обычно, после деревни в нескольких километрах на пригорке у дороги погост. Заброшенные погосты – уже без оград, с повалившимися на могилы деревьями, где-то и надгробных камней уже нет. Дорога от шоссейки заросла – некого даже хоронить, да и некому, никого не видно. Я такое наблюдал в зоне отчуждения Чернобыльской аварии.
Юрий Владимирович и собаки сидят в сторожке у печки
Первое, что увидел, прилетев после аварии в Чернобыль
Прилетели мы в Киев спецбортом. Потом нас отвезли в порт, посадили на «метеор» и по воде доставили в Припять, в Чернобыль, там на машину и в Штаб ЛПА на ЧАЭС.
Представьте себе дороги, по которым идет военная техника (танки и броники), над ними пролетают вертолеты, а если мы видим людей, они или в камуфляже, или все в белом, на лицах маски и темные очки. На улицах брошенные детские коляски, игрушки, велосипедики и вещи. И никого. Окна и двери в домах открыты, ветер теребит занавески и шторы, во дворах висит и сохнет бельё – были люди, и испарились. Телеграфные столбы вдоль дорог и улиц стоят с висящими проводами. По улицам гуляет пыль и множество исписанных рукой листков.
Может, это война или после войны? Нет, пока у нас нет войны, она идет пока на Украине. А может, и здесь она уже идет, и просто мы еще не слышим выстрелов? На многих домах безнадежные надписи: «ПРОДАЕТСЯ». Непонятно только, кому и зачем, и кто еще этим занят. Ведь сам вид домов не предполагает, что живы хозяева. Вот закончились дороги местного значения, и мы выехали на федеральную трассу Москва-Питер. Летим по дороге в два ряда туда и в два ряда обратно, так плотно, что это напоминает эскалатор метро в час пик. И не отвернуть, и не притормозить, и не сойти…
Мы летим мимо того, чего уже НЕТ ни в этом времени, ни в прошлом, потому что нет ни у кого памяти, ни в будущем, поскольку сейчас никто уже и не думает, что будет завтра – все живут только сегодня.
Ни-ко-го…
Солнце постепенно заползает за тучи, под которые и мы уже въезжаем. Темнеет так, что вдоль дороги зажигается освещение, а всего-то 21:00, и это белые ночи. Начинает моросить дождь. Потом он переходит в ливень. Холодный осенний ливень, хоть и 30 июня. И чем ближе мы к Питеру, тем всё больше ощущается осень,
