воевал самозабвенно. Он давил и давил их, но кошачье племя было столь плодовито, что в войне этой победителей быть не могло.
– Спиридон, – торжественно произнёс Эльф, увидев в отверстии лаза небритую физиономию друга, – болел ли ты «эффералганом»?
– Чем-чем? – ошалел Спиридон. – Ты иль пьян, иль рехнулся. Да за кого ты меня принимаешь? – вдруг завопил он. – Кобель несчастный. Да я тебя… да ты у меня… Венера… друг… уйди от греха…
Эльф испугался. В ярости Спиридон был страшен и крушил всех подряд без разбора.
– Тише, ну тише, ну пошутил, ну успокойся, – замахав лапами, прокричал Эльф и отпрыгнул в сторону. – Ну пошутил, ну не мог ты заболеть им, не мог, не мог, не мог…
– Как не мог, почему не мог? – вылезая из дыры, зарычал Спиридон.
– Не мог, потому что это королевская болезнь, а ты не король, не король, ты овчар кавказский. Я вот болею, я пудель королевский, я король, я «эффералган», тьфу… болезнь королевская, которая «эффералган»…Стоп. Не то, не то, не то. Погоди, я сейчас. Сейчас я объясню…
Эльф действительно был близок к шоку. События последних суток – диагноз, поиск и разгадка тайны, осознание своего величия и, наконец, эта дикая выходка Спиридона чуть не сокрушили всю систему его нервной обороны. Она дала трещину, готовая развалиться вконец…
– Значит так. Вчера мои родители объявили мне, между прочим, при свидетелях, что я король и что во мне течёт настоящая голубая королевская кровь. Вроде бы, на вид она красная – фокус, понимаешь, оптический обман – а в натуре голубая. Это от «эффералгана». Болезнь такая есть – «эффералган». Она и цвет даёт. Болезнь королей называется. И у разных королей она разная: ну «эффералган у орла», «эффералган у льва», а у меня так просто «эффералган».
Слова пуделя произвели на Спиридона сильнейшее впечатление. Его обрезанные уши, казалось, приобрели свои начальные формы, рот распахнулся, а глаза повело в противоположные стороны.
– А коты, коты? – прохрипел он. – У них он есть?
– Кто, король? Конечно, есть! – кивнул Эльф. – И у него «эффералган у кота».
– Сколько гнид передавил, и у всех была красная! – пробормотал Спиридон и вдруг рявкнул: – Ну, гад, берегись. Задавлю!
Эльф побелел и, царапая лапами сердце, рухнул на груду битых бутылок, жестянок, и бумажного хлама, оставленного после разгульной ночи на берегу пруда.
Искупая вину, Спиридон кинулся ему на помощь. Последним, что успело запомнить угасающее сознание пуделя, была необъятная, заросшая страшными серо-грязными волосами, грудь Спиридона, закрывшая собою весь белый свет. Далее следовал мрак. Мрак и молчание.
Возвращение в мир было делом нелегким. В кромешной тьме стали проскакивать разноцветные искры. Их становилось всё больше и больше. Они полезли в глаза и стали биться в плотно сомкнутые веки.
