новостью с теми, кто все пропустил по какой-либо причине, а также со всем мировым сообществом, выложив многочисленные результаты съёмок на интернет просторах.
Через пару дней, когда последствия запоя уже не так бросались в глаза, Андрей снова пошёл на работу. Слабая надежда на поговорку «Повинную голову меч не сечёт», а также на то, что директор института, профессор Левин, и сам неоднократно хваставший своими юношескими приключениями, поймёт и простит его, могла вызвать лишь жалость.
Андрею и самому верилось в это с большим трудом.
Просидев в коридоре, у кабинета директора, целый день, он заметил, что все избегают его и даже коллеги, с которыми у него были неплохие отношения, отводят глаза и здороваются только после того, как у них не остаётся никакого выбора. Это сильно нервировало и очень хотелось поехать к бабушке, в глухую деревню, куда не ходят даже автобусы, а автолавка приезжает раз в неделю, и, достав из шкафа дедов дробовик, вернуться назад и устроить всем сотрудникам института небольшой холокост.
Весь день Левин был чем-то занят. Он уходил, приходил, встречался с разными людьми и лишь в самом конце рабочего дня соизволил принять Андрея.
– Ну что, Аксёнов, проходи, присаживайся. – Откинувшись на спинку дорогого кожаного стула и опершись руками в стол, Левин был похож на доброго барина, который вызвал к себе нерадивого холопа и теперь решал: казнить или просто наказать? – Рассказывай, что там у вас с Пётром Фомичом произошло.
– Валерий Михайлович, простите меня. Я хотел извиниться перед профессором Грищенко, но не нашёл его в институте. – Приняв как можно более виноватый вид, Андрей сцепил пальцы и уставился на стол.
– Да, да, он выходной взял сегодня. Знал, наверное, что ты придёшь. – Левин побарабанил пальцами по столу, и Андрею почему-то вспомнилось, что во всех просмотренных им фильмах момент казни обычно сопровождается барабанной дробью. Он с тоской посмотрел на ректора.
– Мы день рождения до этого справляли, голова болела, вот и не удержался, выпил немного.
– Аксёнов, я и сам в молодости дни рождения справлял, однако, почему-то не поднимал рук на начальников и не называл их бородатыми говнодавами! – Голос Левина далеко разнёсся по пустым коридорам института. – Пётр Фомич старый, заслуженный человек. Он профессором стал, когда тебя ещё на свете не было! Как он теперь в коллективе покажется? Ты хоть вообще понимаешь, что наделал? – Левин встал и, опершись ладонями об стол, сверху посмотрел на Андрея.
На миг Андрею показалось, что в глазах профессора промелькнуло отражение дыбы и стола с неприятными инструментами непонятного назначения, но спустя секунду наваждение пропало.
– Извиниться он хотел. Не нужны ему твои извинения, ему уважение необходимо! Как ты сам понимаешь, из института я тебя уволил. С этим ничего не поделаешь. – Левин замолчал.
Казнь состоялась, дробь прекратилась, и палач
