много, что напоминали солдатский строй. Ровные колонны неподвижных фигур, замотанных в тряпье, производили жуткое впечатление.
Чик, сощурившись, разглядывал далекое поле и часовых в лохмотьях. Звякнула цепочка, светящимися расплывчатыми кругами завращались кольца.
– Кажется, там, с дальней стороны, есть тропа, – сказал Клещик.
– Что это за растения? – спросила Араната.
Никто не знал.
– Зачем там столько пу́гал?
И снова никаких мыслей.
Чик продолжил путь, остальные за ним.
Вода в ручье была темно-зеленая, почти черная, весьма неприятная на вид. Зачерпывать и пить ее никто не отважился, да и переходить решили не вброд, а по камушкам, даром что мелко. Поднявшись по склону к полю, путники увидели, что над каждым растением, облепляя светло-зеленые цветы, роятся тучи насекомых.
Подойдя ближе, тисте анди замедлили шаг. Даже Чик остановился и замер.
Пугала были сделаны из живых людей. Тела – руки, ноги, головы – туго закутаны в грубое тряпье, из-под него сочится нечто черное и стекает на землю. У некоторых пугал лица опущены вниз, и с бинтов в области носа свисают густые капли.
– Ими подкармливают растения… – еле слышно проговорил Клещик.
– Это кровь? – спросил Нимандр.
– Не похоже, хотя и кровь там тоже может быть.
– Тогда они еще живы.
Но уверенности не было. Ни одно из пугал не пошевелилось, не повернуло головы на их голоса. В воздухе пахло смертью и разложением.
– Нет, они не живы, – сказал Чик, останавливая цепочку.
– Тогда что течет из них?
Чик шагнул на узкую дорожку, пересекающую поле. Нимандр нехотя двинулся за ним, остальные – следом. Когда они оказались среди трупов и высоких растений, воздух вдруг наполнился крошечными сморщенными насекомыми, которые бились о лица, оставляя холодные и влажные следы.
Кашляя и зажимая рты, путники поспешили убраться оттуда.
Ноги утопали в вязкой черной грязи, комьями облеплявшей мокасины. Спотыкаясь и скользя, тисте анди все-таки забрались вверх по склону, перемахнули через холм, спустились в канаву и вышли на дорогу. По обе стороны от нее простирались поля, на каждом по войску мертвецов. Тысячи опущенных голов и бесконечный поток черных слез.
– Матерь помилуй, – прошептала Кэдевисс. – Кто мог сотворить такое?
Нимандру снова вспомнилась цитата из Андариста.
– «Любая жестокость неизбежна. Всякое мыслимое преступление рано или поздно будет совершено».
– Сам думать для разнообразия не пробовал? – проворчала Десра.
– Он ясно видел…
– Андарист променял свою душу на мудрость – так ему казалось, – вмешался Чик, щелкнув цепочкой. – Возможно, он был недалек от истины. Но даже в этом поступке чувствуется… необходимость.
Клещик хмыкнул.
– Вот, наконец, и появилось
