жрица…
– Мне нет до нее дела. – Аномандр замер и обернулся. – Как тебя зовут?
– Коннест Силанн, послушник третьей ступени. Владыка, прошу…
Но воитель прервал его взмахом чешуйчатой, когтистой руки и пошел дальше.
– Во всех бедах этого дня, Коннест Силанн, виновна Мать Тьма.
Именно тут юный послушник понял замысел Владыки. Действительно, Аномандру нужна его помощь – его душа, Матерь помилуй, – чтобы открыть проход на Незримую дорогу.
И там Сын встанет перед Матерью. Высокий, несгибаемый, бесстрашный. Он не убоится ни ее, ни собственного гнева. Да, буря только начинается…
Коннест Силанн сидел у себя в комнате – холодном каменном мешке, похожем на склеп. Перед ним стол, на столе – небольшая масляная лампа, свидетельство слабеющего зрения и пятна Света на душе, настолько застарелого и сросшегося со шрамами, что не отличается от кожи.
Одна из радостей старика – возможность переживать воспоминания о прошлом, воскрешать в плоти и костях мгновения юности, когда в суставах еще не поселилась боль, когда хрупкие истины еще не ослабили скелет и не согнули его.
– Держи проход открытым, Коннест Силанн. Она обрушит на тебя всю свою злость, попытается выдворить меня, закрыться. Но ты не уступай, держись.
– Но, владыка, я поклялся ей жизнью.
– И в чем смысл этой клятвы, если Мать нельзя призвать к ответу за ее деяния?
– Но она сотворила нас, владыка!
– Да, именно за это ей и придется ответить.
Юность – пора горячих суждений. С возрастом пламень угасает. Уверенность слабеет. Мечты об искуплении вянут, так и не созрев. Кто в состоянии оспорить эту больную истину? Они прошагали через цитадель, полную трупов, вскрытых и выпотрошенных. Вражда, соперничество и взаимные обиды неудержимо рвались на свободу, как внутренности. Рождение хаоса было болезненным и кровавым, и теперь младенец с горящим взглядом сидел среди истерзанных игрушек.
Дурак всегда оказывается ведомым. Всегда. Он пойдет за первым, кто позовет. Он с трусливым облегчением уступит другому право думать за него, решать, выбирать путь. Так и Коннест Силанн шел по окровавленным, пахнущим смертью коридорам, в двух шагах позади Аномандра.
– Коннест Силанн, ты выполнишь мою просьбу?
– Да, владыка.
– Выдержишь?
– Выдержу.
– Когда придет день, ты дождешься меня?
– Какой день, владыка?
– День, когда всему настанет конец, Коннест. Ты дождешься меня?
– Я пообещал выдержать – значит, выдержу.
– Что ж, друг, тогда держись. И жди. Когда настанет тот день, ты предашь меня. Нет, нет, никаких возражений. Ты поймешь, когда наступит нужный момент. Ты узнаешь его.
Видимо, это странное ожидание и поддерживало в нем жизнь до сих пор. Прошло уже столько веков, что все зачерствело, засохло и утратило всякую форму.
