полудня лицо ее было обращено в этом направлении.
Я тоже стал смотреть в эту сторону: какой-то одинокий всадник спускался с крутых холмов в долину.
– Мадемуазель! – внезапно воскликнул Видам таким голосом, что мы все взглянули на него, а лицо Кит покрылось смертельной бледностью. В этом голосе было нечто такое, чего она не слышала никогда прежде, точно ее кто ударил. – Мадемуазель, – продолжал он тоном грубой насмешки, – ждет, вероятно, известий из Кагора от своего жениха. Имею честь поздравить мсье де Паван с победой.
Он угадал верно! Как только раздались эти обидные слова, я вскочил на ноги, возмущенный ими, но, в то же время, пораженный его удивительным зрением и сообразительностью. Он, видимо, разглядел на этом расстоянии цвета фамильной ливреи Паванов.
– Мсье де Видам! – воскликнул я с негодованием (Катерина, вся бледная, не произнесла ни слова). – Мсье де Видам… – но тут я остановился в затруднении: за ним я видел фигуру Круазет, и с его стороны не было заметно никаких признаков одобрения или поддержки.
Так мы стояли некоторое время лицом к лицу, не говоря ни слова: мальчик и взрослый человек, ребенок и взрослый. Потом Видам поклонился мне совершенно по-новому.
– Мсье Ан де Кайлю желает отвечать за мсье Паван? – спросил он вежливо, но насмешливо.
Я угадал смысл его слов. Что-то как будто подтолкнуло меня (Круазет говорил впоследствии, что это была счастливая мысль, хотя я и не придаю теперь этому особенного значения), и я отвечал ему:
– Нет, не за мсье Паван, но скорее за мою кузину. – Тут я поклонился и продолжал: – От ее лица я принимаю ваши поздравления, мсье Видам. Ей приятно, что добрые пожелания исходят от нашего ближайшего соседа. Вы верно угадали, что она скоро выходит замуж за мсье Паван.
Я думал – и в этом убедило меня изменившееся выражение на лице гиганта и его дрогнувшая губа, – что его слова были вызваны одной догадкой. Казалось, глаза самого дьявола на мгновение отразились в его глазах. Потом он оглядел нас с Мари, как дикий зверь в клетке, озирающийся на своего сторожа, и продолжал со своею прежней вежливо-насмешливой интонацией:
– Мадемуазель желает услышать мои поздравления? – сказал он медленно, как бы с трудом выговаривая каждое слово. – Она действительно услышит их, когда наступит счастливый день. В этом она может быть уверена. Но теперь бурное время, и, если я не ошибаюсь, жених мадемуазель – гугенот, и он отправился в Париж. Воздух Парижа, как я слышал, не особенно полезен теперь для гугенотов.
Я видел, что Катерина вздрогнула, и была готова лишиться чувств. Мой гнев восторжествовал над боязнью и нерешительностью, и я грубо прервал его следующими словами:
– Будьте уверены, что Паван сумеет позаботиться о своей безопасности.
– Может быть, – отвечал Безер, и в голосе его зазвучали стальные ноты. – Но, во всяком случае, это будет памятный день для мадемуазель… когда она
