style="font-size:15px;"> – Нездоровье лишает ее этого удовольствия, – отвечал я через силу.
Поистине это был удивительный человек – при виде его вся моя храбрость уходила куда то, должно быть в пятки.
– Значит она не желает принять меня. Хорошо, – повторил он, как будто и не слышал, что я сказал, и эти простые слова прозвучали точно смертный приговор. – Теперь, мсье Ан, я должен поговорить с вами. Какое удовлетворение намерены вы предложить мне за смерть моего слуги? Это был скромный, тихий человек, которого вы убили вчера. Бедняга только излишне увлекся своею преданностью истинной вере.
– Я убил его потому, что он поднял руку на мсье Сент Круа де Кайлю у самых ворот дома виконта, – отвечал я решительным тоном, будучи заранее подготовленным к этому ответу. – Вам известно, мсье де Безер, – продолжал я, – что виконту предоставлено право на жизнь и смерть всех живущих в этой долине?
– За исключением моего дома, – прибавил он спокойным тоном.
– Совершенно верно, но пока ваши люди находятся в стенах вашего дома, – возразил я. – Ибо наказание последовало неожиданно, и человек не имел времени покаяться, то я готов…
– Что?
– Заплатить отцу Пьеру за десять поминовений по его душе.
Я был страшно поражен тем неожиданным впечатлением, которое произвели мои слова. Видам разразился громким смехом.
– Клянусь Пресвятой Девой, любезный друг, – воскликнул он, продолжая смеяться, – уж и потешили вы меня! Вот так шутник! Поминовения? Да ведь убитый был протестантом!
Последние слова поразили меня более всего. Казалось, этот человек с его кощунственным смехом совсем не походил на прочих людей. При выборе своих приспешников он не соображался с их верой. Он знал, что по его приказу гугенот будет готов убить своего единоверца, а католик – закричать: «Да здравствует Колиньи!». Я был так ошеломлен его словами, что не находил ответа, и меня выручил находчивый Круазет, сказав:
– Как же объяснить, мсье де Видам, его преданность истинной вере?
– Истинная вера для моих слуг, – отвечал тот, – моя вера. Потом у него, по видимому, блеснула новая мысль.
– А что важнее всего, – продолжал он медленно, – не пройдет и десяти дней, как в этом убедятся многие тысячи. Запомните мои слова, мальчуган! Это вам пригодится. А теперь вот что, – продолжал он своим обычным тоном, – я не прочь сделать приятное соседу. Я не желал доставлять вам беспокойство, мсье Ан, из-за моего канальи, но мои люди будут ждать какого-нибудь вознаграждения. Выдайте мне эту зловредную тварь, бывшую причиной всей свалки, чтобы я мог его повесить. Тогда мы будем квиты.
– Это невозможно, – отвечал я с напускным хладнокровием, ибо для меня было ясно, кого он подразумевал.
Разве я мог выдать посланца Павана! Никогда!
Он взглянул на меня, по видимому, совершенно равнодушно, но с такой улыбкой, от которой я почувствовал
