же ты малая, Маруся! – промолвил сечевик. – Какая же ты малая! Всякий тебя скорее примет за степного жаворонка, чем за деловую особу!
И вправду Маруся не велика была, а среди безбрежной степи, у громадного воза, запряженного мощными волами, подле исполинского сечевика она казалась еще того крохотнее, еще хрупче и еще беззащитней.
– А вот мамин большой платок забыт у воза, – ответила Маруся. – Я его надену по-старушечьи и как сяду на воз, то покажусь старушкою…
И уже ее большие глаза глядели на сечевика из-под старушечьей повязки, под которою исчезла кудрявая светло-шелковистая головка и розовые плечики.
Сечевик не мог не улыбнуться и несколько минут не мог или не хотел промолвить ни одного слова.
Голос его был очень тихий, когда он снова заговорил:
– Ты хорошо знаешь шлях, Маруся?
– Знаю. Все прямо до озерца, а у озерца шлях повернет вправо и уже виден будет хутор пана Кныша, а за хутором уже вольный путь до Чигирина, сказывал пан Крук батьку…
– А ты знаешь пана Кныша?
– Знаю. Он ездит к батьку, разные разности покупает.
– А как он тебя, думаешь, примет?
– Не знаю, как меня примет.
– А как худо?
– Но он ведь не изменит?.. – и ответила и вместе спросила Маруся. – Он к батьку ходит… он приятель…
– А знаешь, Маруся, что теперь повсюду войска стоят, всюду враги шатаются? Знаешь, Маруся, что теперь, вместо цветов, должно быть, по обеим сторонам дороги дым клубится от стрельбы? Резня идет!
– Знаю! – отвечала Маруся.
– Будут глядеть недобрые вражеские глаза тебе в лицо, и если ты собьешься в одном словечке, если только дрогнешь – все пропало!
– Я не собьюсь в слове, не дрогну… Я не боюсь врага, а только боюсь неудачи.
– Маруся, знаешь, может, смерть нас постигнет…
– О, прежде до Чигирина тебе добраться! – промолвила Маруся.
И столько мольбы и решимости прозвучало в ее тихих словах!
На этом разговор у них прервался. Волы быстро были запряжены.
– Маруся, – сказал сечевик, – если кто тебя остановит, не падай около воза, как пташка около гнездышка… разумеешь?
– Разумею! Надо быть, как ты.
– Всем говори, что везешь сено пану Кнышу, а коли благополучно доберемся до Кнышова двора, то ты скажи тому, кто выдет навстречу: «Чудесные зеленя у вас, хоть и неспелыми жать – так хорошо!» Слышишь?
– Слышу, – ответила Маруся.
Сечевик зарылся в громаду сена, наваленного на возу, Маруся заняла место возницы, волы тронули, и воз, пошатываясь и переваливаясь, потянулся по росистой степи.
Звезды уже начинали меркнуть; ветерок стал живее, и капельки росы виднее заиграли по траве.
VIII
Тихо подвигался огромный воз по степной дороге; при свете меркнувших звезд мерцала степь, недавно скошенная и уже
