что прощается с детством, что дальше так жить просто себе же дороже? Любое из объяснений верно, ибо каждое соотносилось с тогдашним состоянием отрока…
– Ну, что, очкарик, что надумал?
Серёжа был близорук и носил очки, которые ему часто разбивали, и вопрос этот адресовался именно ему; оказывается, в утренней записке, переданной через Палищука, содержалась некая альтернатива, наличествовала возможность выбора, он же, демонстративно и уверенно порвав тот листок, автоматически, разом отмёл их от себя, отмёл, не задумываясь, гордо отмёл и «геройство» это, кстати, не показушное, красивое, а проявленное вполне естественным движением не могли не оценить («заценить»!) парни. Вот они и предоставили ему шанс оправдаться, вымолить буквально на коленях прощение у коллектива…
– Чего молчишь?
Он стоял против пятнадцати, может, семнадцати пацанов, стоял в нескольких метрах от них и чувствовал пустоту. На него навалилось безразличие… Безразличие ко всему, что может произойти, граничащая со смертельной усталостью и скукой отрешённость, наплевательский «пофигизм». Тупо смотрел сквозь стёкла с диоптрием на всё более растущую толпу и – ждал.
– Мы что, его бить щас будем?
– А то нет?!!
– Да ну-у! Неинтересно даже.
– Пускай один на один с кем-нибудь подерётся!
– С тобой! Дерись с ним!
– А чевой-то я?
– Зассал?
– Да нет, могу, раз хотите, только неинтересно…
– А мы поглядим, ага?
– Ну!!
И тогда Серёжа неожиданно для самого себя сказал:
– Давай подерёмся. Прямо сейчас.
Тот, на чью долю выпало расплачиваться за собственную же инициативу, странно как-то поглядел на Серёжу, потом:
– Место плохое! Нужно подальше отойти! А то всё как на ладони видно.
– Пошли. Пошли подальше!
Кто-то из парней приблизился вплотную к Серёже:
– Не боись, Серый! Он тебя сильно бить не будет!
– Я не боюсь. Я согласен драться когда угодно и где угодно.
– Слышь, пацаны, пошли подальше! Серый будет драться. Чё, Мурза, не передумал? Ты только не сильно его, а то сам знаешь…
– Ну что, пацаны, пошли подальше!
– Айда!
– Смотрите, шоб Серый не сбежал!
– Серый сказал, что будет драться когда угодно и где угодно!
– Всё равно глядите за ним! Сказать-то со страху-сдуру сказал, а вот возьмёт, да улизнёт!
– Не улизну.
Спокойно, с отчаянной, но не деланной решимостью произнёс Бородин и зашагал бездорожьем в сторону от пустыря на задворках. Он совершенно не боялся того, что предстояло – был готов сразу же, первым нанести удар ногой в пах Мурзе, потом ринуться на
