Олив. Как там отец?
– Гарольд, ради всего святого, что здесь…
– Эмили – чокнутая, – примирительно сказал он. – Я всегда тебе говорил: у Эмили не все дома. Мозги набекрень. Это не новость.
– Но что здесь происходит?
– Здесь? – Он с невинным видом огляделся. – Да ничего особенного: эти ребята приехали вместе со мной из Кембриджа.
– Но… танцы!
– А разве кто-то умер? Не пропадать же этому…
– Скажи, чтобы расходились, – потребовала Олив.
– С какой стати? Кому они мешают? Ребята не поленились приехать из Кембриджа…
– Это просто недостойно.
– Да они в голову не берут, Олив. У одного парня сестра отмочила такой же номер, только не до, а после. В наши дни это не редкость.
– И музыкантов отпусти, Гарольд, – твердо сказала Олив, – или я пойду к твоему отцу.
По всей видимости, он решил, что какая-то мелочь на фоне организованных с таким размахом торжеств не способна повредить семейной репутации, но ему пришлось подчиниться. Дворецкий в глубочайшем смущении распорядился убрать шампанское, и молодые люди недовольно, нога за ногу, стали перемещаться под более гостеприимный шатер темноты. Оставшись наедине с тенью – с витавшей над домом тенью Эмили, – Олив присела в гостиной и задумалась. На пороге тут же возник дворецкий:
– Мисс Олив, прибыл мистер Блэр.
Сжавшись, как пружина, она вскочила:
– К кому?
– Он не сказал. Прибыл – и все тут.
– Передайте ему, что я здесь.
Вошел он скорее с рассеянным, нежели подавленным видом, кивнул Олив и опустился на стул у рояля. Ей хотелось сказать: «Иди ко мне. Положи голову вот сюда, бедненький. Не горюй». Но ее душили слезы, и она промолчала.
– Через три часа, – спокойно заметил он, – можно будет купить утренние газеты. В киоске на Пятьдесят девятой.
– Это неразумно… – начала она.
– Я не какой-нибудь бесчувственный чурбан, – перебил он, – но сейчас меня больше всего занимают утренние газеты. Потом вежливой чередой потянутся молчаливые родственники, друзья и деловые партнеры. Само происшествие, как ни странно, меня ничуть не волнует.
– Я бы тоже по этому поводу не расстраивалась.
– Даже хорошо, что она сделала это вовремя.
– Может быть, тебе стоит уехать? – От волнения Олив подалась вперед. – Отправляйся в Европу; шумиха скоро утихнет.
– Утихнет. – Он посмеялся. – Такие вещи не утихают. За мной до гробовой доски будет тянуться насмешливый шепоток. – Бреворт застонал. – Дядя Гамильтон направился прямиком в сторону Парк-роу[6], чтобы обойти редакции газет. Вот что значит виргинец: он неосторожно бросил в присутствии кого-то из редакторов старомодное словцо «розги». С особым нетерпением ожидаю именно этот номер. – Он замолчал. – Как там мистер Каслтон?
– Он
